"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 1)" - читать интересную книгу автора

никому не приходивших в голову, - словом, о таком, какого только и можно
было породить в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних
лишь унылых звуков. Тихий уголок, покой, приветные долины, безоблачные
небеса, журчащие ручьи, умиротворенный дух - вот что способно оплодотворить
самую бесплодную музу и благодаря чему ее потомство, едва появившись на
свет, преисполняет его восторгом и удивлением. Случается иной раз, что у
кого-нибудь родится безобразный и нескладный сын, однако же любовь спешит
наложить повязку на глаза отца, и он не только не замечает его недостатков,
но, напротив того, в самых этих недостатках находит нечто остроумное и
привлекательное и в разговоре с друзьями выдает их за образец сметливости и
грации. Я же только считаюсь отцом Дон Кихота, - на самом деле я его отчим,
и я не собираюсь идти проторенной дорогой и, как это делают иные, почти со
слезами на глазах умолять тебя, дражайший читатель, простить моему детищу
его недостатки или же посмотреть на них сквозь пальцы: ведь ты ему не родня
и не друг, в твоем теле есть душа, воля у тебя столь же свободна, как у
всякого многоопытного мужа, у себя дома ты так же властен распоряжаться, как
король властен установить любой налог, и тебе должна быть известна
поговорка: "Дай накроюсь моим плащом - тогда я расправлюсь и с королем". Все
это избавляет тебя от необходимости льстить моему герою и освобождает от
каких бы то ни было обязательств, - следственно, ты можешь говорить об этой
истории все, что тебе вздумается, не боясь, что тебя осудят, если ты станешь
хулить ее, или же наградят, если похвалишь.
Единственно, чего бы я желал, это чтобы она предстала пред тобой ничем
не запятнанная и нагая, не украшенная ни прологом, ни бесчисленным
множеством неизменных сонетов, эпиграмм и похвальных стихов, коими
обыкновенно открывается у нас книга. Должен сознаться, что хотя я потратил
на свою книгу немало труда, однако ж еще труднее было мне сочинить это самое
предисловие, которое тебе предстоит прочесть. Много раз брался я за перо и
много раз бросал, ибо не знал, о чем писать; но вот однажды, когда я,
расстелив перед собой лист бумаги, заложив перо за ухо, облокотившись на
письменный стол и подперев щеку ладонью, пребывал в нерешительности, ко мне
зашел невзначай мой приятель, человек остроумный и здравомыслящий, и, видя,
что я погружен в раздумье, осведомился о причине моей озабоченности, - я же,
вовсе не намереваясь скрывать ее от моего друга, сказал, что обдумываю
пролог к истории Дон Кихота, что у меня ничего не выходит и что из-за этого
пролога у меня даже пропало желание выдать в свет книгу о подвигах столь
благородного рыцаря.
- В самом деле, как же мне не бояться законодателя, издревле именуемого
публикой, если после стольких лет, проведенных в тиши забвения {2}, я, с
тяжким грузом лет за плечами, ныне выношу на его суд сочинение сухое, как
жердь, не блещущее выдумкой, не отличающееся ни красотами слога, ни игрою
ума, не содержащее в себе никаких научных сведений и ничего назидательного,
без выносок на полях и примечаний в конце, меж тем как другие авторы
уснащают свои книги, хотя бы даже и светские, принадлежащие к
повествовательному роду, изречениями Аристотеля, Платона и всего сонма
философов, чем приводят в восторг читателей и благодаря чему эти самые
авторы сходят за людей начитанных, образованных и красноречивых? Это еще
что, - они вам и Священное писание процитируют! Право, можно подумать, что
читаешь кого-нибудь вроде святого Фомы {3} или же другого учителя церкви.
При этом они мастера по части соблюдения приличий: на одной странице