"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

человек говорит о прошлой жизни, и рассказы о русских
женщинах, таких любвеобильных и доступных, вызывали у них свои
воспоминания.
В перерывах, когда оркестр отдыхал, я тоже подходил к его
столику. И тоже слушал.
Однажды он потряс мое воображение.
- Знаешь, какой сон я сегодня видел? - сказал он мне, и
его глазки в обрамлении морщин засверкали. - Будто проснулся я
не в Берлине, а в Ялте. В гостинице "Ореанда". Выхожу на
набережную в заграничных трусиках и кедах, на шее - японская
камера "Никон", склонился через парапет и обозреваю пляж. А
пляж густо, как тюленье лежбище, усеян юными женскими телами.
И все, подчеркиваю, все до одной разговаривают по-русски. Я
даже зарыдал во сне и проснулся мокрый от слез.
Вот она какой бывает, ностальгия!
Себя сердцеедом я назвать никак не могу. Не вышел рожей.
Да и характером тоже. Сведи меня судьба не с моей экс-женой, а
с какой-нибудь другой женщиной, и подобрей и помягче, и я
уверен, никогда бы ей не изменял.
В Берлине я живу один. Таких, как я, одиноких эмигрантов
здесь немало. Одни оставили своих нееврейских жен там, в
России, от других жены, те, что посмазливей, бежали уже здесь,
соблазнившись богатой квартирой или жирным счетом в банке у
какого-нибудь вдовца-аборигена. Чаще всего польского еврея.
Потерявшего первую жену и детей еще в Освенциме, а вторую
благополучно похоронившего на еврейском кладбище в Берлине.
По части женских услад нам тут приходится туго.
Свободных, не закрепленных за кем-нибудь эмигранток почти не
осталось. А то, что еще не расхватали, особого энтузиазма не
вызывает. Или уже бабушка со стажем, или если помоложе, то
сексуальных вожделений не вызовет даже и тогда, когда
призовешь на помощь самую необузданную фантазию.
Остаются немки. Ими Берлин кишит. Красивыми, спортивными,
белокурыми. Но это не для нашего брата. У них свои мужчины.
Немцы. С которыми их, кроме всего прочего, объединяет язык и
общность культуры. Даже с немецкими паспортами в кармане мы
для них бездомные иностранцы, да еще с Востока, и они не
делают различия между нами и турками, которых сюда пускают
временно, гастарбайтерами, для выполнения самых грязных работ,
за какие немец побрезгует взяться.
Немки постарше и не из самых привлекательных, те, от кого
отводят глаза немцы-мужчины, тоже не весьма охотно вступают в
связь с нашим братом. Полагаю, что не последнюю роль при этом
играют наши неарийские, семитские черты и печальный еврейский
взгляд, который не проясняется даже и тогда, когда мы смеемся.
Я переспал с двумя-тремя немками. Официантка в ресторане.
Одна работала почтальоном. Не красавицы. Публика
невзыскательная и большим спросом у мужчин не пользующаяся. И
вот все они, будто сговорившись, приходили ко мне украдкой,
тайком, словно боялись, что встречные немцы их осудят за