"Эфраим Севела. Почему нет рая на земле (текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

А вы не хотите занять с вечера на морозной улице очередь возле магазина
и мерзнуть до восьми часов утра, когда откроют магазин, чтобы не быть
последним, потому что последним вообще хлеба не доставалось.
Зима тогда стояла жуткая, мороз доходил до 40 градусов по Цельсию, и
все мичуринские деревья в саду у балагулы Нэяха Марголина вымерзли до
единого. Я хорошо помню ту зиму, потому что тогда шла советско-финская
война. Это была репетиция перед большой войной. Но на эту репетицию забрали
всех молодых парней и даже мужчин с нашей улицы, и один
из них даже умудрился не вернуться живым. Как говорится, пал смертью
храбрых.
Подумать только, маленькая крохотная Финляндия, страна, извините за
выражение, которую на карте не заметишь, вздумала угрожать нашему
легендарному городу, колыбели революции - Ленинграду. Советский Союз,
естественно, должен был проучить ее, эту Финляндию. И ка-ак размахнется!
Ка-ак стукнет! И как говорится, мимо. Кроха Финляндия не только не
сдавалась, но и крепко покусала своего большого соседа. Это было уму
непостижимо. Мы, которые летаем быстрее всех, мы, которые летаем выше всех,
и мы, которые, наконец, летаем дальше всех, ничего не могли сделать с этими
упрямыми белофиннами.
Мальчики с Инвалидной улицы были готовы порвать Финляндию на куски. Но
что могли поделать мы, люди несамостоятельные, когда вся страна от Тихого
океана до, как говорится, Балтийских морей целую зиму, истекая кровью,
билась головой об стенку, то есть об линию Маннергейма, и ни с места.
Говорят, что эта страна, Финляндия, еще существует до сих пор и никакая
зараза ее не берет.
Все может быть. Я сейчас верю чему угодно. К одному только не могу
привыкнуть, что хлеба можно достать без очереди и купить сколько душа
пожелает. Это кажется необыкновенным, волшебным, как в сказке. И если Вы,
слушая мои слова, недоверчиво пожимаете плечами, то это только от того, что
вы не стояли морозной ночью за хлебом на Инвалидной улице.
Уже вечером к магазину начинали стекаться люди, одетые, как ночные
сторожа, в тулупы, валенки, укутанные в толстые платки, и мерзли до утра. И
при этом жестоко ссорились, подозревая каждого в подвохе и бдительно следя,
чтобы очередь соблюдалась. К восьми утра вырастала огромная черная толпа,
окутанная паром от дыхания и обросшая белым инеем на бровях и усах, у нас
многие женщины были усатыми, как маршал Буденный, и все люди выглядели ну
точно как новогодние деды-морозы. Кроме наших, еще набегали колхозники из
соседних деревень. Там хлеба вообще не продавали.
Когда наконец со скрипом отпирали двери магазина, от очереди и следа не
оставалось. Все смешивалось
в настоящий муравейник, трещали кости, визжали бабы, густо матерились
мужики, потные разгоряченные люди давили друг друга так, что я до сих пор
удивляюсь, почему не было жертв. Видать, это происходило из-за того, что
человека с нашей улицы не так-то легко задавить. Толпа штурмом брала
узенькие двери, там создавалась пробка из рук, ног, задов и голов с
выпученными глазами, и первые пять минут ни один человек не мог прорваться в
магазин.
Вот этими-то пятью минутами умудрялся воспользоваться Берэлэ Мац.
Приличные матери были готовы умереть с голоду без хлеба, но своих детей в
такую бойню не посылали. Мать Берэлэ -Сарра-Еха, очевидно, не слыла