"Эфраим Севела. Викинг" - читать интересную книгу автора

всей России, коробило Альгиса, но возмущаться этим
не было смысла. Мало ли нелепостей в нашей жизни?
Не он один с этим сталкивается, и никто не ропщет.
А чем он лучше других? И так уж жизнь окружила его
благами, недоступными большинству. Мелкие неудоб-
ства можно и не замечать.
Он снова вернулся к табло. Купейные места были.
Это не то, что в мягком вагоне. Купе на четверых
и обычно без пустых мест. Но в купе публика все же
почище, чем в общих плацкартных вагонах. И он со
вздохом оглядел длиннющую очередь у кассы. Какие-
то деревенские мужики и бабы, многие с хнычущими
детьми на руках, и чемоданами и мешками у ног. По
мере движения очереди каждый переставлял на шаг
свои вещи. По одежде и облику Альгис определил
в них русских и белорусов. Ведь поезд шел через
Смоленск, а дальше пересекал всю Белоруссию.
Литовцев он сразу выделил. Одетые, казалось бы,
как все, они чем-то неуловимым отличались от своих
соседей, То ли иным выражением глаз, немножко за-
мкнутым, чужеватым, то ли покроем одежды и мане-
рой ее носить. Они выглядели аккуратней, строже.
И породистей. Вот именно - другую породу узнавал
в них Альгис среди славянской толпы. Прибалтийский
облик. Те, не похожие на русские, черты, которые так
нравились в Альгисе русским женщинам и за что Рита
называла его викингом.
Вспомнив о Рите, Альгис встревоженно глянул
на часы. Она вот-вот должна была прийти в ресторан,
а чтоб выстоять очередь за билетом, потребуется
не меньше часа. Альгис окончательно расстроился.
Подняв вещи с полу, он растерянно посмотрел на самый
конец очереди, где ему предстояло занять место, и
подумал, что минут через десять пойдет в ресторан
предупредить Риту, а пока надо будет сдать вещи в
камеру хранения, предварительно заняв место в очереди.
- Поближе к народу, к массам, - ухмыльнулся
он, понимая, что прощальный обед с Ритой испорчен
и вообще получилось нелепо, нехорошо, и впредь не
надо полагаться на случай, а все делать заранее, благо,
такая возможность ему, Альгирдасу Пожере, всегда
предоставляется, хотя бы из-за его положения в этом
не весьма устроенном мире.
Последние десять-пятнадцать лет, то есть в тот
период, когда его счастливая звезда шла неуклонно
в гору и его уже при жизни записали в классики,
в плеяду лучших представителей современной литовс-
кой поэзии, Альгирдас Пожера как-то незаметно при-
вык к комфорту; стал чувствителен к малейшим не-
удобствам, и оттого ситуация, в какую он попал здесь,