"Эфраим Севела. Викинг" - читать интересную книгу автора

шевным здоровьем, думал он, невольно любуясь ею, мо-
жно чувствовать себя счастливой здесь, в этой глухой
дыре, где она чужая всем, где не с кем словом перемол-
виться. И поэтому она так спешит вылиться перед
ним, случайным гостем из того мира, где выросла она,
а потом опять погрязнет в делах и хлопотах и при
этом будет все делать легко, не жалуясь, уверенная,
что все впереди и жизнь ее только начинается.
- Ну, судите сами. У нас в Литве советскую
власть не любят. Чего скрывать? А почему? Наша
отсталость. Разве при Сметоне было уж так сладко?
Один богат, другой беден. В деревне - темень. А сей-
час? Каждый может стать человеком - только захо-
ти. Вот и надо это в наши дурацкие литовские лбы
вколотить - потом спасибо скажут. Честно говорю:
для такого святого дела не только мужа бросить,
а сказали бы - надо! - детей бы бросила.
Она рисовалась перед ним, она верила в это без
оглядки, и Альгис уже поздно вечером, укладываясь
спать в соседней комнате на деревянной широкой крова-
ти с периной и свежим, городским бельем, вынутым ею
из чемодана, все думал над тем, как написать о ней
в газете. Подать ее такой, какая она есть, не поверят,
сочтут пропагандой. А она действительно такая. Со-
ветские лозунги для нее абсолютно ясная программа
жизни, и она жертвует собой ради того будущего, что
сулят лозунги, даже не считая это жертвой. В таких
людях вся сила коммунизма, заманчивого и ясного, как
дважды два - четыре. А то, что приходится кровь
проливать, угонять эшелонами людей в Сибирь - все
окупится, когда будет достигнут результат.
Он разделся, слыша за стеной, как она, стараясь не
шуметь, все еще возится в кухне, положил под подушку
пистолет и лег, с наслаждением натянув до груди
стеганое мягкое одеяло в хрустящем пододеяльнике.
Закурил сигарету, пустил кверху дым. Слегка кружи-
лась голова. От усталости. Он весь день ходил с ней по
хуторам, смотрел хозяйство, которое она с затаенной
гордостью показывала ему, как свое собственное: ржа-
вые плуги и бороны, сваленные кучами в сарае, тощих,
с комьями навоза на запавших боках, коров, согнанных
под общую крышу, и до сих пор в жалобном мычании
изливавших тоску по ласковым рукам своих прежних
хозяек. Она дала ему резиновые сапоги и сама обула
такие же, потому, что стояла непролазная грязь. Он
еле ноги волочил, когда вернулись в сумерках к ней
домой. А она, свежая и крепкая, как антоновское яб-
локо зимой, быстро переоделась в те же капроновые
чулки и туфли на модном каблуке, подвела губы и брови
и стала носиться по дому. Приготовила ужин, накор-