"Эфраим Севелла. Клен ты мой опавший (Либретто киносценария)" - читать интересную книгу автора

Вася смущенно поблагодарил за приглашение, но пойти на танцы отказался.
Сказал, что посидит здесь, если можно, подождет Клаву. И остался сидеть на
табурете в пустой комнате, украшенной по фанерным стенам фотографиями
киноартистов и вышитыми ковриками. Девушки, разгоряченные танцами, порой
забегали сюда выпить воды из железного бачка с прикованной к нему цепью
кружкой.
В большой, должно быть, самой большой комнате, в неярком свете двух
ламп стоит столбом махорочный дым. Железные койки сдвинуты к стенам,
нагромождены одна на другую до потолка, и на них густо сидят зрители -
совсем молодые девушки и женщины постарше, кое-кто с детьми на руках. А на
освободившемся пространстве на дощатом полу топочут солдатские сапоги вокруг
женских туфелек.
Солдаты все - в танце, ни одного свободного. Даже гармонист занят.
Полногрудая девица обняла его за шею, как добычу, оберегая от других. А он с
закрытыми глазами упоенно играет вальс, во всю ширь растягивая меха, и щекой
блаженно трется о грудь девицы, полонившей его.
Женщины, которым посчастливилось заполучить кавалера, сладко жмутся к
ним в танце, изнемогая от долго сдерживаемой страсти.
Зрители, не скрывая, завидуют им.
На самом верху, под потолком сбились в кучу женщины и старик со
старухой.
Старуха (неодобрительно поджимая губы). Господи, грех-то какой.
Стыд
потеряли.
Первая молодая. Чего стыдиться-то? В кои-то веки эшелон у нас
остановился. Мужским духом повеяло. А то все мимо едут, без остановки на
фронт. Это когда еще другой поезд здесь застрянет?
Вторая молодая. А толку-то? Постоит часок-другой, гудок - и поминай как
звали.
Третья молодая (сладко потянувшись, привалившись к подушкам, и кофточка
затрещала под напором ее сильного молодого тела). Эх, бабы, мужика бы!
Задушила, зацеловала бы...
Старик (древний, сухой, как икона). Уймись, кобыла. Одно баловство
на
уме.
Третья молодая (приоткрыла сомкнутые в истоме глаза, лениво, без
злости, огрызнулась). С тобой набалуешь...
Старик. Муж твой - на фронте, воюет, может, смертную муку принимает...
Вот погоди, вернется - он тебя вздует вожжами.
Третья молодая (с печальной улыбкой). Напугал. Да пусть хоть прибьет,
мужскую руку приложит. Не вернется соколик... Во вдовах нам до смерти
ходить, впустую, без радости небо коптить, красу свою, молодость прахом
развеять.
А в кругу горячатся танцующие пары. Топочут солдатские сапоги на
дощатом полу. Туфельки на сбитых каблуках легко летают, рвутся от земли,
будто и их страсть разбирает.
Млеет в истоме девица, чуть ли не задушившая в своих объятиях
гармониста.
Румянятся женские щеки, туманятся взоры и, как мертвые пятна, плывут
хороводом лица зрителей, тех,