"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу авторанаграде. По всем вопросам обращались прямо к ней, минуя мужа, и
по-восточному обычаю приходили не с пустыми руками. Она, не стесняясь, брала дорогие подарки: каракулевые шубы, заграничную обувь, золотые кольца и браслеты, бриллианты и жемчуга. И себя не обходила. Если в казахском фильме в главной роли предполагалась по сценарию красавица, снималась непременно она, хоть драматическим дарованием не обладала, а юные актрисы, даровитее ее, старились без ролей. Она пробовала петь в опере. Но конфуз был слишком велик, и у нее хватило ума не претендовать на вокальные лавры. В местном балете она официально числилась художественным руководителем и постановщиком. Это была конь-баба в восточном вкусе, и я, переглянувшись с нею, брюхом почуял, что наши дорожки пересекутся и быть грому великому. Случилось это все в Казахстане, в славном городе Алма-Ата, что по-русски означает "отец яблок", и действительно, чего-чего, а яблок в этом городе - завались, и среди них на весь мир славится краснобокое чудо "апорт", в которое лишь вонзишь зубы, а оно само тает во рту. Эти яблоки можно попробовать только в Алма-Ате. Они такие большие и такие нежные, что никакой транспортировки не переносят и портятся, погибают в пути, лишь для правительственных банкетов в Кремле их доставляют прямо с ветки реактивным самолетом в Москву и из аэропорта на бешеной скорости непосредственно к столу. Я в Алма-Ате был единственный раз, вот тогда, и город мне очень понравился. Все новое, современное, Старый-то город землетрясением снесло, и выстроили все по последнему слову техники. Огромные деревья вдоль тротуаров, а под ними в бетонных ложах журчит вода - горная, холодная. Это - арыки. Они над домами - снежные вершины Ала-Тау, отрога Тянь-Шаня. Послали меня в Алма-Ату на совещание республик Средней Азии и Казахстана по проблемам национальных культур, как представителя "старшего брата" - великого русского народа. С азиатами я до того сталкивался мало и, по правде сказать, не умел отличить казаха от киргиза и узбека от туркмена, и спроси меня, какая столица в какой республике, непременно бы наврал. Но человек я прямой, национализмом и шовинизмом не страдаю. Я душой и телом за международный интернационализм в первозданном виде, как его задумали классики марксизма-ленинизма, и всех вывертов и зигзагов нашей национальной политики, клянусь честью, не понимаю. Ну, вот, скажем, работает у меня помощником один еврей. Израиль Моисеевич. Убей меня, не пойму, почему его надо убрать, и то, что я никак на это не соглашаюсь, квалифицируется кое-кем как притупление политической бдительности. Уж сколько меня донимали: да избавься ты от него, негоже такого держать на высоком посту, не в ногу со временем шагаешь, а я - ни в какую. Почему? Он, что, плохой работник? Нет. Работает как вол. Умен, толков. Я за ним - как за каменной стеной. Вот сижу здесь, прохлаждаюсь, а душа спокойна. Мой помощник не подведет, все будет в полном ажуре. Тогда, может, у него социальное происхождение хромает? Опять же не выходит. Да. у него прошлое почище моего. У нас с ним есть совпадение в биографиях. И его и мой деды в царское время на каторгу в Сибирь были сосланы. Мой дед за то, что был конокрадом - чужих лошадей с ярмарок угонял, |
|
|