"Надежда Севницкая. Я мыл руки в мутной воде (Роман-биография Элвиса) " - читать интересную книгу автора

Когда Джон улыбался - не усмехался, его улыбка действовала на людей,
как вино, искрящееся в старом бокале.
Неужели было время, когда он улыбался? Сейчас Джон не мог вспомнить,
как это делается, разучился.
Наконец Джона пригласили выступить в Городе кантри-мыозик. Он едва
сдерживал дрожь, пока конферансье объявлял:
- Несколько недель назад этот парень записал на "Лайте" песню, которая,
подобно сигнальной ракете, пролетела через всю страну. Ему только
девятнадцать! У него новый, отличный от других стиль! Попробуйте сами
определить - какой!
После этих слов Джон вышел на сцену, смущенный почти до спазма в горле,
улыбнулся трогательно. Привычный вопль пронесся по залу. Он метнулся к микро
фону, запел, как никогда прежде. Рождалось новое в его мастерстве: отчаянная
трепетная нота, свойственная только ему.
Но солист этого театра, матерый певец, пластинки которого Джон слушал с
замиранием сердца, подошел после концерта и сказал, что лучше бы ему снова
вернуться к прежней профессии - водить грузовик. Джон еще не понял тогда,
что это начало зависти, которая отныне будет сопровождать его, и плакал в
номере гостиницы. Ему казалось, что все рухнуло.
А по приезде домой он узнал, что его последняя пластинка заняла третье
место по штату, обойдя пластинку его обидчика.
Он совершенно не интересовался своей внешностью. Некогда было думать о
таких глупостях. Но девушки всем своим поведением на каждом концерте внушали
ему: ты красив. Высокий, темноволосый, с серо-голубыми огромными печальными
глазами, с отличной посадкой головы, с тонкими аристократическими, но
мужскими руками, он был очень сексапилен. Тогда почему же девочки в школе
пренебрегали им? Они обращались с ним по-товарищески, однако встречались с
другими мальчиками. Бедность? Бедность.
За его спиной так и говорили - белый босяк. И Джон возненавидел
"честную" бедность, но скрывал это, чтобы не огорчать родителей. Сейчас все
изменилось. И возникло опасение, что причина в его славе. Джон совсем не
задумывался, что его труд не легче, чем труд где-нибудь на заводе, а может,
и тяжелее. Он просто любил петь и любил своих.
Перед каждым концертом он был на грани нервного срыва, ничего не мог с
собой поделать, хотя и понимал, что держит в постоянном напряжении и своих
друзей - Скотти, Билла и Джоя.
Джон мог бодрствовать всю ночь накануне концерта, не давая покоя и
ребятам. Они швыряли в него, чем попало, пробовали не обращать внимания,
однако ни что не менялось. И однажды Скотти, сделав вид, что собирается
присоединиться к его штукам, подошел и вдруг скрутил его. Билл и Джой силой
раздели его и уложи ли в постель. Джон скрежетал зубами от ярости и
унижения, но Скотти присел на кровать и мягко, насколько позволял его
довольно пронзительный голос, попросил:
"Поспи, малыш". И вдруг заклинание подействовало - Джон уснул.
Перед концертом он грыз ногти, барабанил руками по всем вещам, топал
ногами, ежеминутно причесывался перед зеркалом и производил бы впечатление
неуклюжей деревенщины, если бы друзья не знали, что это от страха. Джон
постоянно боялся провала.
Как-то ему случилось заболеть в турне, и лечащий врач, который накануне
был с дочерью на его концерте, сказал: