"Виктория Щабельник. Осколки мира ("Осколки мира" #1) " - читать интересную книгу автора

сожалением протяну его мне. Я с трудом взяла и посмотрелась в него. И сразу
поняла, почему дед выглядел таким расстроенным, когда мне его давал. На
месте лица был ожог, уж не знаю, какой степени, но то, что мне предстоит еще
долго избегать зеркал и людных мест, я поняла четко. Гибель моего мира
оставила не только след в душе, но и на теле.
Когда-то я была обычной девушкой: рыжие волосы, глаза, непонятно какого
цвета (то ли серые, то ли голубые), и очень бледная кожа лица. Ничего
особенного, я даже слегка комплектовала по поводу своей обычности. Теперь
же, у меня не было даже этого. Цветом лицо напоминало спелый помидор, и
краснота сходить, по-видимому, не торопилась. Переведя взгляд с лица на
ладони, я ужаснулась. Если с лицом можно было бы еще на что-то надеяться, то
ладони мне, по всей видимости, придется прятать всю жизнь.


III

Шли недели. С дедом Корнеем мы легко нашли общий язык. Говорили о
многих вещах, прежде всего - о переменах на нашей родине. Дед слушал меня
широко раскрыв глаза, руки его подрагивали от волнения. И, несмотря на то,
что я как могла, сглаживала острые факты нашей истории, на деда она
произвела огромное и неоднозначное впечатление. Хоть его миром давно стал
другой, он все же часто вспоминал о том, что было потеряно так внезапно.
Корней часто рассказывал мне местные сказки и легенды, а мне нравилось его
слушать и вспоминать. Мысленно, я возвращалась в прошлое к теплу и уюту
своего дома и чувствовала себя почти счастливой. Волк не отходил от меня ни
на шаг, и я знала, что в его особе я обрела надежного друга. И как же я
хотела, чтобы это никогда не кончалось. Постепенно я стала понимать чужой
язык, и даже пыталась связно говорить. По-моему деда это веселило, но он
исправно несколько часов в день посвящал занятиям со мной. Письменная речь у
меня выходила чуть лучше устной, что вызывало у него гордость как учителя, а
у меня как ученицы. И месяца через четыре я уже могла прилично говорить, не
вызывая подозрений, но интригуя интересным акцентом. Все это время я никуда
не выходила. А дед, живя уединенно, практически не с кем не виделся. Но на
всякий случай пустил слух о якобы приехавшей погостить внучке. По-моему на
это клюнули, так как меня до сих пор никто не пытался использовать как
хворост. Моя внешность постепенно стала принимать привычный вид, точнее,
лицо вернулось от темно-бордового к бледно-розовому цвету, шрамов
практически не осталось. Благодаря травкам и примочкам деда Корнея
заживление происходило быстрее, чем я могла надеяться. К моему счастью ожоги
были не так страшны, как выглядели вначале, а вот свою положительную роль в
маскировке сыграли. Никто не искал бледную девицу, вместо демона с красным
лицом. Только с ладонями мне так не повезло. Хоть краснота и опухоль
исчезла, но шрамы остались, переплетясь к тому же в такой заковыристый узор,
что мы с дедом справедливо решили никогда и никому их не демонстрировать.
Под чутким руководством деда я сшила себе тонкие и, по-моему, довольно
стильные перчатки без пальцев и не снимала их даже дома.
Иногда я выходила гулять, но только по ночам, опасаясь чьих-нибудь
случайных взглядов. Хотя, какие взгляды? Мы ведь жили в лесу, куда никто не
заходил. Мне нравилось прогуливаться по этому незнакомому, чужому миру.
Растительность не слишком отличалась от той, к которой я привыкла. Лес