"Тишина всегда настораживает" - читать интересную книгу автора (Вандрем Уве)

2

На следующее утро лейтенант Вольф, временно исполнявший обязанности заместителя командира батареи, ожидал перед казармой, когда построится батарея. Он имел метр семьдесят пять сантиметров роста, но казался выше, пожалуй под метр восемьдесят. Вольф стоял, похлопывая замшевыми перчатками по ладони, лаковый козырек его фуражки был элегантно надвинут на брови, так что видной оставалась лишь нижняя часть глаз. Он благожелательно оглядывал новичков, одного за другим, уделяя каждому не более десяти секунд. Кто-то во втором ряду тихонько посвистывал. Этого не терпел ни один командир взвода. Вольф подравнял своих подопечных по первому в шеренге, заложил большой палец руки за портупею и стоял, покачиваясь с пяток на носки. «Этот даст вам сегодня жизни, — сказал проходивший мимо ефрейтор-писарь. — Он будет гонять вас как настоящих солдат».

С точки зрения Шпербера, внешне этот Вольф смахивал на преступника: водянисто-голубые, почти светло-серые глаза, узкий овал лица, тонкогубый рот, скошенный затылок, похожий на кулак подбородок, короткая шея на туловище атлета. Первое впечатление — противный скользкий тип. Возможно, лейтенант Вольф стремился произвести устрашающее впечатление, сразу же дать почувствовать: со мной держать ухо востро. И вот он перед строем.

— Ваше имя?

— Хорст Хайман.

— Надо отвечать: «Канонир Хайман». Фамилия и звание неразрывны.

— Канонир Хайман.

— Хорошо. Подойдите ко мне.

Хайман вышел из строя.

— Я полагаю, — сказал Вольф довольно громко, чтобы слышали все, — что вы обладаете большей зрелостью, нежели воспитанники школы дефективных детей? Так?

Хайман кивнул.

— Имеете аттестат зрелости?

Хайман еще раз кивнул.

— Ну а теперь, Хайман, взгляните-ка на них. — Вольф показал на рекрутов.

Хайман осклабился.

— Веселенькое дельце, а? — И Вольф обратился к стоявшим: — Стоите вы, камрады, как цирковая труппа. Хайман, как они, по-вашему, смотрятся?

— Как цирковая труппа.

— Чепуха! Это же обитатели зоопарка. Отделение редких птиц. Ну-ка, Хайман, назовите мне пару редких птиц, или, может, вы специалист в социологии?

Хайман засмеялся:

— Нет, господин лейтенант.

— Прекрасно. И все-таки назовите несколько редких птиц.

— Ворон, аист, колибри, орел, коршун, попугай…

— Пока достаточно, кое-что вы соображаете. Ну а теперь речь пойдет о метаморфозе. Объясните, Хайман, что означает это слово.

— Метаморфоза — это значит превращение.

— Верно. Станьте обратно в строй. Так вот, господа хорошие, сегодня с вами происходит метаморфоза — вы превращаетесь из цыганского табора в организованную группу жителей Средней Европы: первая шеренга топает на вещевой склад на предмет получения формы. Закончить процедуру в восемь тридцать. Остальные шеренги отправляются туда же с интервалом в час, одна за другой. После обеда — демонстрация ваших мод.

Шпербер осмотрелся. Картина была действительно пестрая: все одеты кто во что горазд. Какими разными они были! Ранняя лысина одного соседствовала с африканской шевелюрой другого, бакенбарды до самого подбородка — с прической «ежик», как у метателя молота. Морские тужурки и французские куртки. Среди габардиновых брюк выделялись черные кожаные штаны. Шпербер представил, как бы все это выглядело, если бы эти ковбойские сапоги шли в ногу с разношенными монашескими ботинками, и в этот момент лейтенант Вольф сделал ему знак подойти:

— Завтра рано утром вы явитесь к командиру батареи.

Сладкой жизнью то время, конечно, не назовешь. Но, честно говоря, то были лучшие годы отца. Нынешним мальчикам об этом рассказывать вряд ли стоит, а вот люди старшего поколения все это помнят. Нельзя сказать, чтобы его отец был приверженцем Гитлера, но военную выправку он приобрел в те времена. Армия — это все-таки лучшая школа. Не для интеллекта, разумеется, а для жизни вообще, Похлопывая себя ладонью по груди, отец говорил: «Самообладание прежде всего. И главное: товарищество, товарищество до последнего дыхания. — Он шлепнул Йохена по плечу. — А существует оно сегодня?»

Мать была иного мнения. Отец не должен сбивать с толку своего сына. Не исключено, что Йохену придется стать профессиональным военным. Йохен этого не хотел, но они не слушали его и продолжали высказывать свои мысли. Кто знает, может, их сын через пятнадцать месяцев вновь обретет себя на гражданке. Правда, времена теперь не такие, чтобы каждый мог стать инженером. Такого вообще в мире нет. И потом, Йохен сам говорил, что каждые три года нужно пополнять свое образование — ведь техника так быстро развивается. «А что может мальчик тут сделать?» — спросил отец. Мать покачала головой: ему же ничего иного не остается, как идти в армию. Она посмотрела на сына. Он сказал: «Кое-кто отказывался служить в армии». Отец замахал руками: «Нет, нет и нет! Свобода — она портит человека. Военная служба не может повредить». В его мастерскую только что вернулись три парня, отслужившие в армии. Там они отлично овладели вождением грузового автомобиля. Да и по характеру стали спокойнее, разумнее. Себя соблюдают. «Иди в армию, Йохен», — посоветовал отец. «Да я в общем-то не возражаю. Хотя и не очень горю желанием», — заметил Йохен. Отец успокоился: «Ну, аппетит приходит во время еды».

Йохена всегда привлекали какие-то перемены в жизни. Уехать в другую страну он так и так не мог. Тем более теперь, когда его «сцапали». Если он попытается это сделать, то его достанут через «Интерпол».[3] Кроме того, если он будет служить в армии, то сможет заняться спортом. Да и технический уровень в армии очень высок. Может, он попадет в ракетные войска или куда-нибудь в этом роде. Во всяком случае это лучше, чем богадельни или больница. На гражданке в общем-то тоже не сладко…

Фельдфебель на вещевом складе знал свое дело. Он приказал новобранцам стать смирно, чтобы определить, у кого какая фигура, осведомился о размере обуви, сообщил данные помогавшему ему ефрейтору, и буквально через пару минут все их обмундирование — рубашки, брюки, куртки, плащи, ботинки, сапоги, стальные шлемы с маскировочными сетками — лежало перед ними. И все оказалось впору.

Подошла очередь Шпербера. Как и другие до него, он взял серые форменные брюки, рабочие штаны, сапоги и ботинки, чтобы примерить. Все подошло. И вот они уже пробуют новую одежду на деле: натянули обмундирование и выстроились перед казармой; затем — в спальню, переодеваются в рабочую форму, выходят на плац; потом опять идут в спальню, снимают рабочую форму, натягивают спортивные костюмы — и так несколько раз туда и обратно, в новом виде. Снизу — на этаж, с этажа — вниз в течение двух часов. Прямо маскарад. Не отставать от других! Не нарушать эдешний распорядок, пусть даже уже на второй день пребывания в батальоне!

И вот наконец рубашки сложены, белье — тоже, носки закатаны. Сразу же по окончании — проверка шкафов. Унтеры заставляют каждого новобранца открывать шкаф и проводят контрольную проверку. Все шкафы открыты. Ревизия продолжалась до отбоя. По окончании Кубик сказал:

— На таких «маскарадах» обрабатывается «сырье» — подгоняется одежда, а также и люди.

Шел к концу второй день. Все новобранцы были уже в постелях. Шпербер лег на спину и уставился в низко нависший потолок. Ему казалось, что он тут уже многие недели. Вдруг снаружи раздались звуки трубы. Они нарастали, становились все громче. Играли вечернюю зорю — на американский образец. Это Шпербер знал.

— Магнитофон? — спросил Эдди.

— Тихо, — прошипел от окна Хайман. — Сейчас посмотрю. — Он отодвинул занавески.

Снаружи по плацу метались золотистые отблески. Там был виден солдат с сигнальной трубой, отбрасывающий длинную тень. Звуки напомнили Шперберу мелодию из старого американского фильма, который назывался, кажется, «Проклят навеки» или как-то в этом роде. Звуки снаружи медленно угасали, мелодия еще дрожала в воздухе, и Шпербер тихонько мурлыкал ее про себя. Все прислушивались к ней, захваченные старой музыкой, не испорченной никаким модерном.

Тишина в спальне напоминала Шперберу траурную минуту молчания после какого-нибудь крупного национальюь го несчастья. И время, начавшееся с этой минуты, казалось Шперберу той самой проклятой вечностью. Только все это происходило не в кино. И запасного выхода из ситуации никто не знал. А все-таки, зачем ему надо явиться завтра к командиру батареи?..