"Жан-Пьер Шаброль. Пушка "Братство" (Текст невычитан)" - читать интересную книгу автора

- Откуда вы?
- Из Рони-cy-Буа.
Отошел и еще гримасу скорчил.
Через час третий появился:
- Рассчитываете сегодня в Париж въехать?
- A то как же...

Отошел, вздохнул, потом вернулся, оглядел Бижу, потрепал его по холке и
посоветовал:
- Распряги-ка ты его и напои. Водопой рядом, a повозку оглоблями
подопри.
Он ткнул рукой в сторону заставы Монтрей. Из ворот лился человеческий
поток такой силы, будто сюда устремилось все население Парижа: лавина
экипажей, телег, повозок всех видов, начиная от фиакров, омнибусов,
фургонов, набитых прекрасной мебелью, редкими драпировками, дорогой посудой,
вплоть до ломовых дрог, тянувших целые древесные стволы для укреплений,
зарядных ящиков, огромных пушек, которые с трудом тащили богатыри першероны.
Вся эта погромыхивающая колесами колонна, спешившая вырваться, будто
взбесившаяся, сама увязла в другом потоке - моряков, артиллеристов, вольных
ciрелков, национальных гвардейцев, землекопов, каменщиков, лесорубов,
домашних хозяек, рабочих, просто зевак, женщин и мужчин всех сословий и
состояний, озабоченных или праздно бредущих от нечего делать. И все это
мычит, чертыхается, дерется, кусается, рвется вперед, толкается, a то и
ластится, облизывается, харкает, кашляет, мочится, гадит, воняет шерстью,
конским потом, навозом и табаком, винищем и слюной, и все это в пыли сорока
самумов, под солнцем Али Баба, не хватает толькоАбд-эль-Кадерa и его свиты.
Мама, наверно, вздохнула бы: "A я-то тебе лучшую рубашку дала".
ТАы уже опустошили корзину с дорожными припасами. Устроившись прямо на
земле, в тени, отбрасываемой нашей повозкой, мама вяжет черный чулок. Под
каштаном пасется Бижу, вытянув губу, он шарит вокруг по земле и обнаруживает
только три соломинки да трилистничек клеверa. Он кидает на меня
меланхолический взгляд, испускает глубокий вздох и зевает, показывая все
свои десны. И в заключение трясет своей огромной башкой суже поседевшей
гривой, как бы говоря: "Если вы так уж на меня навалились, то хоть дайте мне
опереться лбом о дерево и пустить ветры*.
A Предок, голенастый, седобородый, навострив уши и зыркая глазами,
бойко перебегает от группы к группе, иногда бросит словцо, и такое!
Пишу, взгромоздившись на матрасы, a спиной опираюсь на стенные часы. С
моего насеста видно, как среди

вашего стойбища, терпеливо выписывая круги, пробирается миловидная
цветочница: "Купите патриотическую маргаритку!" Товар ee расходится
медленнее, чем новости. Какой-то мальчуган с целой пачкой газет смело
врезается в людское месиво и уже через минуту бежит обратно, болтая пустыми
руками, отфыркиваясь, что-то напевает себе под HOC, скачет на одной ножке,
отчего в карманах y него позвякивают медяки.
Бродят в толпе и менее приятные торговцы, торгующие собственной
шкурой,- другими словами, те, кто готов заменить собой призывника. Они тоже
шныряют в этом людском и лошадином скопище y парижской заставы. У каждоro
особая манерa предлагать свои товар: один, видно совестливый, низко