"Мариэтта Шагинян. Где я?" - читать интересную книгу автора

Кто теперь такую скучищу читать может?
Только-только я хотела книжку отложить да за газету взяться, как
выскользнули из книги два пожелтевших почтовых листика, мелко-мелко
исписанных. Чернила-то уж до того высохли, что писанье почти под цвет
бумаги сделалось. Я взяла листики и удивилась - почерк как будто знакомый.
А в комнате уже смеркать стало, и Фрося из кухни пришла ключи просить от
чуланчика, где у нас самоварный уголь лежит. Встала я, закряхтевши, чтоб
самой чулан отпереть, а оба листика заложила под вышитую скатерть на столе.
Вечером, думаю, при лампе почитаю.
Пока чаю напились - и свет зажгли. Пришел доктор, ушли они вдвоем с
Любой в клуб. Оба мои деверя в соседний город уехали за справкой насчет
мобилизации. Я себе в гостиную чашечку чаю с молоком принесла да сдобной
булки с ванилью и вынула эти листочки. Взяло меня любопытство к чужому
письму. С большим трудом прочитала я следующее.

III

"Мои милый мальчик, после вчерашнего разговора мне не спалось, и я
думала всю ночь. Да, милый Рапа, вы поступаете честно и правильно. Если
видишь обман, его терпеть нельзя. Только я думаю, что это не в одной вашей
лавке, а вообще во всякой торговле и во всей современной жизни. Знаете,
нынче ночью мне даже плакать хотелось от тоски. Если мы сами ничего не
можем переделать, то надо выбирать такое место на земле, чтобы жить честно.
Надо, чтоб никто не смог на другого человека плохо влиять и заставлять его
кривить душой. Вы думаете, я лучше вас? Нет, я ужасно гадкая. Каждый день я
принимаю такое же участие в обмане, как и вы. Расскажу вам в виде примера
про сегодняшний день. К папе зашла Софья Николаевна, вы ее знаете, - это
самая пустая женщина у нас в городе. Папы не было дома, тогда она решила
дожидаться, а мне пришлось ее занимать. Во-первых, это глупо и странно -
занимать кого-нибудь из одного приличия, чтоб убить время. Во-вторых, чтоб
с ней беседовать, надо было говорить ей в тон. А это значило - соглашаться
с тою точкой зрения, с которой она глядела на весь мир, и показывать, будто
ты сама тоже глядишь с этой точки. Например, она сказала про вашего дядю:
"Знаете, пройдоха ужасный, но каков умница, - весь братнин капитал к рукам
прибрал". Про портниху Лизаньку тоже сказала: "Я в комнате не была, когда
она работала, а потом серебряной ложки недосчиталась". И еще про одну даму,
будто она с кем-то куда-то ходила тайком от мужа. Я все это выслушивала и
отвечала, как подобает в нашем обществе, сочувственными восклицаниями: да
что вы, скажите пожалуйста, не может быть, и т. д. Когда она ушла, я
вспомнила этот разговор, поглядела в глубину своей души и нашла там стыд,
такой стыд, как после гнусности. Почему я в разговоре с этой личностью не
осталась сама собой? Если б я осталась "я", то должна была бы ей ответить:
"Софья Николаевна, как вам не стыдно мошенничество считать умною вещью и
хвалить? Неужели вы не понимаете, что Лизанька такой же человек, как вы, и
нельзя считать ее воровкой только потому, что она занимает подчиненное
положение? Какое вам дело до чужих прогулок и похождений, - не судите
других, а лучше построже относитесь к себе! Эти ответы были бы самыми
естественными, и, кто знает, может быть, они принесли бы ей пользу. Но я
покорно подчинилась ее тону и еще вдобавок утешила себя мыслью, насколько я
внутренне лучше ее. Ах, дорогой Рапа, все мы лжем на каждом шагу. Только бы