"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

Бабетту, что бы она ни делала. Как-то она сказала мне:
- Человек сам себя первый судит, сам про себя первый сплетничает. В
жизни своей не встречала женщины, которая не насплетничала бы сама на себя,
как дура.
Прожив молодость в деревне с грубым и пошлым, но деятельным человеком,
Бабетта приобрела резкость, иногда вульгарность суждений, говорила на "о",
никогда ничего не читала, искренне презирала интеллигенцию и книжность,
верила только в деньги и отчетливо знала, чего хочет. Скупая, как все
выросшие в деревне, Бабетта первым долгом, однако же, бралась за кошелек,
когда ей начинало что-нибудь нравиться. Она сочинила пословицу: "В России
только клопа не подкупишь" - и развивала ее в разговоре:
- Я вам выберу самую дрянь собаку с паршой, подвяжу ей в приданое к
ошейнику двадцать пять тысяч, - и плюньте мне в лицо, если не найдется
мужчина, который бы на ней не женился. А клоп - дело другое, от клопа не
откупишься. Богат ты или беден, а уж он тебя искусает взасос.
Ей надерзили только раз в жизни. Как-то, с другой богатой волжской
помещицей, поехала она летом на маленький горный курорт. Скука там была
смертная, обе дамы изнывали.
- Что вы хотите, если единственный местный аттракцион - это землемеры,
- вздыхала ее подруга.
Землемеров было там очень много, потому что шли измерительные работы.
На каждой тропинке можно было наткнуться на их длинные шесты, планшетки и
разную другую премудрость. Один раз Бабетта, заметив перед собой красивого
юношу, сказала подруге не то чтобы очень громко, но и не тихо:
- Поглядите, хорошенький. Купили бы ему полдюжины белья и костюмчик,
обойдется недорого, а лето проведете.
Землемер подошел к ней вплотную и... но тут муж переставал обычно
рассказывать, ссылаясь на полное неприличие, а Бабетта сама подхватывала и,
не краснея, заканчивала:
- И поднес мне кукиш к носу.
При этом не думайте, что Бабетта отличалась похвальной правдивостью.
Ни одному ее слову нельзя было верить. Любимейшей ее темой было рассуждение
о своей непорочной жизни, о долготерпении, о неблагодарности ближних.
Вот с такой женщиной мне предстояло проводить время.
Мы жили в Риме все вместе на Квиринале, в отличном английском
пансионе, примыкавшем непосредственно ко дворцу. Я застала Бабетту не
совсем здоровой. Она только что перенесла в Берлине операцию удаления
желчного пузыря, а потом ей пришлось перенести разные предвоенные страхи,
поспешить с отъездом, увидеть мобилизацию, передвижение немецких солдат.
Она сидела в кресле у окна, вся с ног до головы в кисее, откуда виднелась
ее припудренная, с жирными складками шея, и, глядя в ручное зеркальце,
выщипывала себе пинцетом бороду. От нее пахло кольд-кремом, притираниями,
свежим бельем.
- Садись, садись, здравствуй. Не тряси стол, а то я никак волоска не
защипну. Ты что же это, Валентин рассказывает, с колодниками спуталась?
Стой, сиди, Опять трясешь всю комнату. Не нравится слово "колодник", могу
сказать "политический". По мне, хоть святыми их зови, от этого они лучше не
станут.
Я стиснула себе руки от злости. Извольте применять заповедь Екатерины
Васильевны к таким людям. И вдруг я разжала рот и сказала - слово в слово