"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

знаю. Даже не ела досыта. У нее был болезненный, нечеловеческий аппетит. Но
при других она не умела и не любила есть, а Бабетта нарочно сажала ее с
нами. Бедная Павла Павловна давилась каждым куском, глядя себе на тарелку с
тихой жадностью. Она ничего не успевала доесть и, чтобы не задерживать
стола, отдавала недоеденное горничной, принимавшей грязные тарелки. Я
поймала ее как-то на углу улицы, где она поедала, оглядываясь по сторонам,
купленные на собственные деньги, невкусные, без соли, без масла, без хлеба,
вареные земляные груши. В России карманы ее были полны семечек, в Италии -
печеных каштанов.
Мы уселись за стол против Валентина Сергеевича, накапывавшего себе
лекарство, и доктора Василия Тарасовича. Лысый, довольно плотный хохол был
большим весельчаком и говоруном. Бабетта покрикивала на него, но не могла
обойтись без него ни единого дня. Он держал ее на диете, сам составлял меню
и проявлял иной раз медицинскую инициативу, как это было в случае с
бородой.
- Мы сегодня молодцом, - сказал он Валентину Сергеевичу, - через
недельку будем предпринимать прогулки. А посмотрели бы вы, как Варвара
Сергеевна перенесла операцию.
- Да, кстати, Бабетта, расскажи про операцию, - мы ничего не знали об
этом. Как это ты в такое время решилась?
Нам подали густой итальянский суп из спаржи и маленькие пирожки. Я
видела, как Павла Павловна расплескала свою ложку, стараясь сразу забрать в
рот ее содержимое и сжимая указательным и большим пальцем левой руки
маленький пирожок. Вид у нее был несчастный.
- Операция? Надоело, братец, вот и решилась. Чего из года в год его
штопать. Это я про пузырь. Денег ухлопала уйму на ихние клиники. Так уж
лучше было вырезать, и - конец.
- У Варвары Сергеевны все не как у других людей. Мы - простые
смертные, она - богиня. У нее не то что смертные останки, а даже пузырь
какой-нибудь удостаивается особой участи.
- Нашел о чем за обедом рассказывать, - величественно, впрочем не без
удовольствия, перебила доктора Бабетта. - Как я к немцам в лапы ни попаду,
непременно что-нибудь случается. Позапрошлый год у первой знаменитости, в
лучшей лечебнице, при двух ассистентах да трех сиделках ухитрились они мне
после операции двадцать восемь аршин марли в животе оставить. А на этот раз
дело было такое: в нашей лечебнице за день до меня оперировали персидского
принца, тоже пузырь вырезали. Принц, как очнулся, требует свой пузырь, - у
них, видите ли, такой закон, что все части тела должны быть похоронены в
наследственной гробнице персидских царей. Ну, а пузырь давным-давно с
прочею требухой выбросили. Принц рвет и мечет. Врачи, сиделки, сторожа туда
и сюда, чуть не плачут, - нет пузыря. Как быть? А у принца уже температура.
Пришли ко мне: так и так, нельзя ли в виде особой любезности ваш пузырик. Я
разрешила. Отнесли принцу мой пузырь, он успокоился; положил его в
хрустальный сосуд, а сосуд в серебряный ларец и увез в Персию. Так что мой
желчный пузырь похоронен с большим почетом в наследственном склепе
персидских царей. Валентин Сергеевич расхохотался.
- Ай да сестра. Это я понимаю. Это в нашу хронику надо. Повезу в
Петербург два анекдота: один о твоем пузыре, другой о моей жене.
В это время горничная убирала тарелки со съеденной рыбой. Она
протянула руку к Павле Павловне, торопившейся доесть свой кусок.