"Николай Шагурин. Человек с тремя глазами" - читать интересную книгу автора

лийской или американской разведки, уверенные, что работают
во имя своей родины.
Мне трудно разъяснить вам, в каких условиях мы действова-
ли: кругом был сплошной мрак. Лишь кое-где мерцали крохотные
маячки. Все остальное тонуло во мгле и представлялось огром-
ной грудой перемешанных головоломок.
Один неверный шаг - и каждый из нас рисковал оказаться в
когтях гестапо. Никто не застрахован от коварной подножки со
стороны Его Величества Случая. Вследствие ничтожной и глупой
оплошности моя тройка была схвачена гестапо.
В камеру я не вошел, а буквально влетел: удар подкованно-
го сапога гестаповца угодил мне в самый крестец. Несколько
минут я не мог разогнуться от боли, а когда перевел дух, то
увидел своего товарища по несчастью. Это был белокурый ги-
гант, и меня поразило его лицо - оно напоминало какую-то не-
лепую мозаику от покрывавших его кровоподтеков. Приглядев-
шись, я узнал его: то был Морис Дюваль, видный партийный де-
ятель, член Французского парламента.
Мы крепко обнялись. Я был безумно рад, что судьба послала
мне такого товарища по камере.
Мы проговорили до глубокой ночи. Морис рассказал мне, что
его, скрывавшегося под обликом скромного чиновника муниципа-
литета Мишеля Кольбера, выдал провокатор и не сомневался,
что его инкогнито будет вот-вот раскрыто. Попав в тюрьму
"Сантэ" много раньше меня, Морис расспрашивал о подпольной
работе, о том. что делается на воле.
На стене камеры были выцарапаны строки:

Так пусть же вихрь могучий унесет
Того, кто край родимый предает,
Позорит святость дружеских союзов,
И навсегда да будет проклят тот,
Кто посягнет на родину французов!

Это были стихи Франсуа Вийона из "Баллады проклятий вра-
гам Франции". Мы имели время заучить их и часто во время
допросов, стиснув зубы, твердили их, как молитву, про себя.
- Дела наши неважные, старина! - предупредил меня Морис в
первый же вечер. - Ты еще не представляешь себе, в руки ка-
кого следователя мы попали. Звать его Этьен Фаго...
- Француз?!
- К сожалению, да. Француз, облаченный в гестаповскую
форму, предатель, грязная свинья, к тому же садист. Это из-
верг, которому удивляются даже его немецкие коллеги. Среди
арестованных он получил прозвище "Крапо" *.
Увидев этого субъекта, я убедился, что кличка как нельзя
лучше пристала ему. Лысый, совершенно голый череп, был пок-
рыт какими-то прыщами (к тому же он имел обыкновение смазы-
вать эти болячки зеленкой), что-то жабье было в ухмылке его
огромного рта, что-то скользкое, омерзительное, от пресмыка-