"Карен Георгиевич Шахназаров. Курьер " - читать интересную книгу автора

посуду, куда я щедро, до края бухал виски. Наливая Игорю, я не удержался от
провокационного вопроса:
- Полную?
- Разумеется, - ответил он, занервничав, и пробасил: - Я в общем-то
тоже спирт предпочитаю...
- Какой? - спросил я с подозрением.
- Что какой? - смутился Игорь.
- Спирт какой предпочитаешь?
- Спирт?.. - Игорь заерзал в кресле. - Медицинский,
девяностошестипроцентный... - Он запнулся и добавил отчаянно: -
Неразбавленный!..
- Понятно. - Я сделал многозначительную паузу, после чего задумчиво
проговорил: - Да, медицинский - еще куда ни шло. Хотя по мне, ничего нет
лучше обычного древесного спиртяги...
- Разве его можно пить? - робко спросила Люда.
- Это уж кому как, - усмехнулся я ее наивности.
После этого акции Игоря начали стремительно падать. Девочки смотрели на
меня глазами, полными беспокойства и тайного восторга. Присутствие в
компании отпетого уголовника внесло в заурядный вечер элемент мрачной
романтики. В комнате, кажется, запахло дымом таежных костров, дальними
дорогами, забытыми богом полустанками. За всем этим вставала другая жизнь.
Она казалась большой и серьезной. Там неумолимо и упорно прокладывали
дороги. Там женщины страдали от несчастной любви и мужчины ненавидели
неверных женщин. Там смеялись и плакали, совершали преступления и героически
жертвовали собой. Там была жизнь, пугающая и влекущая своей непридуманной
правдой.
Там была неизвестность, тайна, легенда, чудо. Там в тихих утренних
озерах блеснет вдруг серебряным боком рыбина и исчезнет в глубине, так что
никогда и не узнаешь, видел ли наяву этот блеск или он только почудился. И в
глухих чащобах леса хрустнет ветка - и зажжется желтый немигающий глаз
волка. И сердце дрогнет и замрет от сладкого ужаса. И в пустыне разразится
песчаная буря. И ты погибнешь, занесенный горячим, сухим песком. И в горах
сорвешься с ледника и полетишь в пропасть, отсчитывая последние доли секунды
своей жизни. И перед тем как погрузиться в ночь, еще увидишь ослепляющий
блеск снегов и розовые в закатном солнце вершины гор. И в штормовом океане
обратишь свое лицо к затянутому облаками небу, сквозь которые сверкнет,
может быть, последний в твоей жизни солнечный луч. И тело мягко и легко
опустится и ляжет между сгнивших корпусов затонувших кораблей...
В одно мгновение коснувшись неизведанного, наш вечер тронулся дальше по
уже проторенной, дороге. Загорелись свечи в тяжелых подсвечниках, и мир
сжался до размеров плеч девушки, которую обнял в медленном танце.
"Добрый вечер, синьорина, добрый вечер..." - пел Челентано, и вечер
казался добрым и вечным. Все было прекрасно в нем: сиреневый блеск бокалов и
капли белого вина на их хрустальных стенках, бледно-розовый свет одинокого
торшера и кисть Катиной руки, устало повисшая в воздухе, раскрытый журнал,
упавший на ковер, и рыжий кот, притаившийся в подушках дивана. Лица
собеседников оплыли, как подогретый воск. Их черты стали теплыми и мягкими,
а голоса звучали шорохом осенних листьев, в котором нельзя было уловить
никакого смысла. Дым от сигарет, собравшись в белесое облако, обернулся
полярным медведем. Медведь спал, обнимая толстыми лапами люстру. Его длинный