"Ника Шахова. Улюбка Авгура [D]" - читать интересную книгу автора

заснула.

***

Я лежала на Дашкином сеновале, широко раскинув руки и подтянув колени
к животу. Я была пушистым белым облаком, которое бережно баюкает синий
ветер.
Внезапно неведомая сила навалилась на меня: закрутила, потащила в
темную бездну, а потом и вовсе швырнула камнем вниз.
Пролетев сквозь колючую толщу, пахнущую клевером и ромашкой, я пару
раз кувыркнулась в воздухе и вошла солдатиком в воду, которая бесшумно
разомкнулась у меня под ногами и тут же сомкнулась над головой.
Я стала погружаться на дно.
Я погружалась миллионы лет, а дна все не было.
Опомнившись, я заработала руками и ногами, направляя безумно тяжелое
и неуклюжее тело вверх.
Наконец, почувствовала, что всплываю, но - увы! - слишком поздно. Над
головой - все та же темная, мутная толща, и нет ей конца. Ни дна, так
сказать, ни покрышки.
Невыносимая боль тупым скальпелем вспорола пустые легкие. Захотелось
одного - избавления. Любой ценой.
Прости и прими рабу твою. Все. И...
И я захлебнулась влажным воздухом, пахнущим тиной и гнилью. Не веря
своему счастью, я забилась на поверхности и все-таки нахлебалась воды -
солоновато-сладкой, что-то напоминающей по вкусу. А еще вода была вязкой
и, почудилось в кромешной темноте, алой. Бред, конечно, но так показалось.
Вдалеке виднелся спасительный берег. Я погребла к нему.
Плыть было трудно. Мокрые шорты и майка тянули вниз. Вязкая вода
сковывала движения, цеплялась за меня, словно утопающей была не я, а она.
Чтобы сэкономить силы, я перевернулась на спину и поплыла, ориентируясь по
звездным россыпям.
Вот и берег. Стараясь не думать о пиявках (может, в темноте они
спят?), я нащупала ногами скользкое илистое дно и встала. Осталось сделать
последнее движение - и я спасена.
- А!
Последнее движение оказалось крайне неудачным - я поскользнулась и
шлепнулась в воду, подняв фонтан алых брызг. Ой, мамочки, здесь могут быть
пиявки! Я быстро подскочила, отряхнула беззащитный перед злобными пиявками
зад и снова попыталась выбраться на берег. И снова неудачно.
Распугав всех мерзких кровососов в радиусе тридцати метров
упражнением номер шесть (глубокое приседание) и вконец намаявшись, я
догадалась опуститься на четвереньки - так устойчивее - и упрямо поползла
вперед. Вскоре рука наткнулась на склизкую деревяшку. Это было бревно,
один конец которого съехал в озеро. Я ухватилась за него, как за канат
Ариадны, и, подтянувшись, выбралась на берег. Уф. Можно перевести дух.
Только я хотела отпустить спасительную корягу, как она блеснула
глазами, широко раскрыла пасть, высунула тонкий, раздвоенный на конце
язычок и лизнула меня в ободранную щеку. Ай!
С визгом я отбросила гадину и бросилась бежать куда глаза глядят. А
глаза мои глядели, видимо, на Пушкинскую площадь, потому что в конце