"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

- Моя мама, - указал Тамарин на седую женщину.- И моя сестра.
Я поздоровался.
- Я писал раньше обзоры в "Комсомольской правде", сказал старик. --
"Тамарин-Мерецкий" - такая подпись. В отличие от просто Тамарина... Тамарин
-- это псевдоним Окулова Алексея. Знаете такого писателя?
- Да, слышал. Крестьянский писатель.
- Ну, крестьянского в нем ничего нет.
- Мне нравится здесь, на Севере. И маме нравится. Маме восемьдесят
шесть лет, и она всю жизнь прожила на юге. И сестре нравится. Она работает
машинисткой в конторе. А я вот увлекался с юности цветами - пригодилось.
Александр Александрович вздохнул. Он дал мне журналы, книги, и мы
распрощались. Разговоры с Тамариным, сельхоз на том берегу, тишина
оранжерей...
- Вы еще молоды. Очень молоды. Но старше - будете ценить тишину. Мне
-- шестьдесят пять.
Срок у Тамарина был три года, три года концлагерей.
Александр Александрович был не Тамарин и не Мерецкий. Настоящая его
фамилия была Шан-Гирей. Он был татарский князь из свиты Николая II. Когда
Корнилов шел на Петроград, князь Шан-Гирей был начальником штаба пресловутой
"Дикой дивизии". А потом по призыву Брусилова Шан-Гирей перешел на службу в
Красную Армию, командовал корпусом в гражданскую войну. Корпус Тамарина
принимал участие в операциях против Энвер-паши, против басмачей. Энвер был
разбит, но ушел из окружения, перешел границу и исчез, а Тамарин был обвинен
в военных ошибках, в помощи бегству Энвера. Тамарин был демобилизован из
Красной Армии, жил в Москве, работал в газетах. Вскоре был арестован и
заключен в концлагерь на три года. Любитель цветоводства и огородничества
стал агрономом сельхоза.
- На досуге подумайте, - говорил мне Александр Александрович.- Царские
офицеры, особенно высшие, вовсе не были бездельниками. Каждый знал, и хорошо
знал, какую-нибудь рабочую профессию. Граф Игнатьев - кузнец, и хороший
кузнец, я - агроном, цветовод, а полковник Панин, что пришел с вами одним
этапом, - великолепный столяр. И сейчас заведует столярной мастерской.
Да, позднее я знал еще замечательного мастера парикмахерского дела --
забыл его фамилию... Тот был тоже, как и Тамарин, близок царскому двору.
- После революции, - рассказывал он, - я понял, что спасти меня может
только ремесло. Не профессия, а именно ремесло. Вы понимаете меня? Я пошел к
своему парикмахеру, который брил меня каждый день в течение десяти лет для
двора. Тот за полгода научил меня всем премудростям. И вот я - парикмахер.
Высококвалифицированный мастер. И в лагере не пропаду!
- Да и здесь, на Вишере, из трех лагерных дежурных комендантов только
один - бывший штабс-капитан Александров - дежурил так, что сто дневальных
и тридцать взводных боялись задремать хоть на секунду.
- Когда меня освободят - мне осталось меньше года, - я останусь здесь
навечно. Маме здесь нравится, сестре тоже.
Эти беседы в сельхозе были очень хороши. Но продолжались они недолго.
Внезапно Александр Александрович был вызван в Москву.
- На освобождение, - уверяли все.
- Нет, это не на освобождение, - говорил Александр Александрович, -
это другое.
Мы расцеловались, и я не думал, что встречу его когда-нибудь.