"Михаил Шаламов. Дорога на Кильдым (Журнал "Техника - молодежи")" - читать интересную книгу автора

его изжеванного осколками тела расползалось по земле алое пятно. Стебли
молодой травы при встрече с ним ржавели и клонились долу, как обожженные.
Он готов был встретить картины своей несуразно короткой жизни, которые,
говорят, всегда посещают умирающих. Ему хотелось увидеть батю. Не так, как
раньше, когда вспоминались только шершавые и черные от въевшейся угольной
пыли ладони да колючие усы, а полностью. Сегодня он увидит батино лицо.
Геня был в этом уверен. Иначе зачем же тогда умирать?
Дышать было все труднее. Невыносимым был терпкий запах смолы, которой
залечивало свои раны дерево. Откуда-то сверху упала на ствол автомата
тяжелая смоляная капля, вспыхнув на мгновение живым янтарным огнем. Гене
вдруг вспомнилось, что вот так же, вспыхнув, как эта капля, падал утром в
лес) потрепанный партизанский "Дуглас", посланный из Кильдыма за ранеными.
Отчаянный летчик Славка Морозов сумел поднять самолет с лесной поляны
под минометным огнем. Геня глядел тогда ему вслед из-под руки. Вместе с
ранеными улетала санитарка Маруся, не чужой для Гени человек.
Самолет, натужно гудя моторами, попытался скрыться в туче, которая
укрыла бы его от близкого уже Кильдыма - маленькой партизанской
республики, на соединение с которой шел потрепанный отряд Майбороды. Но
возле этой тучи уже кружил, подкарауливая, хищный силуэт "мессера". Славка
пошел напролом, и самолеты исчезли в туче, гремя пулеметами. Потом они оба
рванулись к земле в столбе пламени. Страшно было подумать, что внутри
этого клубка исковерканного Металла - его Маруся, Маша, Машенька.
В небе долго еще звенел лопнувшей струной отголосок прошедшего боя.
Геня дождался еще одной капли и загадал на нее, как на падучую звезду:
"Хочу еще раз Марусю увидеть!" Но увидел он не Марусино, а другое,
усталое, потное лицо с набрякшими мешками под глазами и темным чубом,
выбивающимся из-под кубанки. Знакомый овал стал четче, затем превратился в
тяжелый профиль, потом в прицеле закачался затылок, потом скрылся и он.
Выстрела не было. Холодеющие пальцы не справились с упрямством тугого
спуска, тропа опустела. Лес стыл в стеклянной тишине. Только под сосной в
измятых кустах молочая плакал от злого бессилия умирающий партизан.


Мало что изменилось в лесу за эти годы. Только чуть раздались вширь
стволы сосен, затянулись на них старые раны, да размыли дожди глиняные
холмики солдатских могил. Геня Несмертный шел по лесу, узнавая знакомые
места. Он искал дерево, под которым закончилась его жизнь. Но найти его
было непросто. Одно место показалось ему знакомым: сосна, густые заросли
молочая под ней, тропа совсем рядом... Но, подумав, он понял, что это не
та сосна, не те кусты. Природа не может столько времени оставаться
неизменной. Геня махнул рукой и двинулся дальше, тяжело переставляя
отвыкшие от ходьбы ноги. Он искал могилы друзей, но не мог найти. Только
однажды увидел он в траве насквозь проржавевшую каску, взял ее в руки, но
изъеденный ржавчиной металл крошился у него под пальцами. Геня положил
каску обратно в траву и ушел, стараясь не оглядываться на свое прошлое.
Становилось пасмурно. Упали первые капли. Геня запрокинул голову.
Водяные брызги ударяли его по широко раскрытым глазам и скатывались вниз,
как слезы. Но это были не слезы. Плакать Геня Несмертный больше не умел.
Он стоял и ловил глазами слезы неба. Идти ему было некуда. Нет, он знал,
куда идти, хотел идти, но не мог. Там, на другом конце тропинки, стояло