"Алексадр Шамес. Чашка кофе по-турецки" - читать интересную книгу автора

сама позвала! (В трудную минуту? От скуки? "... Для
развлеченья и веселья... ", - как пел когда-то кумир
наших - Сашка Градский? А может, ее обуял острый
приступ снисходительной влюбленности? Кто-ж Ее знает?! Ведь
это - Она! ) Милостиво указала на подобающее мне место подле
себя. Дозволила прикоснуться, нет, более того -
припасть ... Вот тут-то я и размяк! Не простак, вроде,
но ведь так хотелось поверить!.. Закрыл глаза на все Ее
предыдущие художества. Вернее, убедил себя в том, что уже можно
закрыть глаза. Приказал себе, хотя уже тогда знал достаточно.
Самообман, самовнушение, что угодно, но - всерьез поверил: с
этой минуты все будет по-другому. И я уже - другой. И Она -
другая. Новые люди - Ева и Адам, решившие на.... дцатом году
жизни наконец обустроить свой маленький приусадебный Эдем.
Счастливые... Глупец, разве мыслимо это - без насилия изменить
саму Природу? Попробуй-ка, уговори птицу не летать! Только
подрезав крылья можно добиться требуемого воспитательного
эффекта. Вот так и с нами - возможно ли убедить меня
отказаться от этой жуткой смеси единственной, первой (и
последней! ) любви с постоянной, саднящей как открытая рана,
ревностью? А Ее - от... М-м-м.... Какая боль!.. Зачем же я
все-таки это сделал? Проклятый ревнивый дурак!
Впрочем, поздно. Все уже поздно. Даже проклинать себя. Я
прекрасно понимаю, что есть только один выход. Но еще боюсь,
даже мысленно, произнести - какой. Да, только...

Он поднялся, вернее, словно подброшенный катапультой,
выскочил из уютных объятий мягкого кресла и заторможено
огляделся. Привычная обстановка: софа, книжные полки, столик,
телевизор, кресло... Мягкое, уютное, кресло взывало к покою и
умиротворению. Но Он был уже неподвластен гипнозу обыденности
вещей. Он перешагнул порог, разделявший прежнюю жизнь, до краев
заполненную планами, проблемами, желаниями и привычками, от
жизни будущей, в которой оставалось только одно - финальная
сцена. В эти мгновения проклятое кресло не ассоциировалось с
привычным атрибутом мирной жизни. Он смотрел на велюровые
подушки, а видел... Электрический стул! Место казни,
аутодафе. Место своей смерти. С того момента, как он
собственной рукой запустил самоубийственный ритуал, прошло не
более получаса. Да, экзекуция продолжалась совсем недолго, но
муки приговоренного были ужасны. Теперь предстояло поставить
последнюю точку в сценарии того странного, тянущемся
десятилетия, спектакля - казнить Ее и уйти вместе с ней...
Куда? Он всегда полагал себя материалистом, а потому имел все
основания быть уверенным - в Никуда. Иначе... Иначе и там, куда
уходят, все с фатальной неизбежностью повторится опять
...

Она тихо посапывала, привычно раскинувшись на своей
широкой софе. Локоны роскошных каштановых волос живописно