"Адельберт Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора

венценосца.
Я приказал подготовить к завтрашнему вечеру празднество под деревьями,
осенявшими своей тенью площадку перед домом, и пригласить весь город.
Благодаря таинственной силе моего кошелька, стараниям Бенделя,
изобретательности и проворству Раскала нам удалось восторжествовать над
временем. Поистине удивительно, как всего за несколько часов было устроено
столь красивое и роскошное пиршество. С каким великолепием, с каким
изобилием! Остроумно придуманное освещение было распределено с большим
искусством, и я чувствовал себя в полной безопасности. Оставалось только
похвалить моих слуг, - ведь мне не пришлось ни о чем напоминать.
Наступил вечер. Стали собираться гости, их представляли мне. О "вашем
величестве" не было больше и речи; меня почтительно, с глубоким
благоговением именовали "господин граф". Что мне было делать? Я не возражал
против графа и с этих пор стал графом Петером. Но среди праздничной суеты
сердце мое стремилось только к одной. Было уже поздно, когда появилась она
-- венец творения, увенчанная мною алмазным венцом. Она шла, благонравно
опустив глаза, вслед за родителями и, казалось, не знала, что прекраснее ее
здесь никого нет. Мне были представлены главный лесничий, его супруга и
дочь. Для стариков у меня нашлось много комплиментов и любезностей; перед
дочерью я стоял как провинившийся школьник и не мог вымолвить ни слова.
Наконец, запинаясь, попросил я красавицу осчастливить наш праздник и занять
на нем место, подобающее той эмблеме, что украшает ее голову. Оробев, она
бросила на меня трогательный взгляд, моливший о пощаде; но, робея еще больше
нее, я назвал себя ее подданным и первый уверил ее в своем благоговении и
преданности; для гостей желание графа было приказом, который все поспешили
исполнить. На нашем веселом празднестве царили величие, невинность и грация
в союзе с красотой. Счастливые родители Минны думали, что их дочь так
возвеличена только из уважения к ним; сам я все время находился в
неописуемом опьянении. Я приказал положить в две закрытые миски все
оставшиеся у меня драгоценности - жемчуг и самоцветные каменья, купленные
еще в ту пору, когда я не знал, как избавиться от тяготившего меня золота, и
во время ужина раздать их от имени царицы бала ее подругам и прочим дамам.
Между тем ликующей толпе, стоявшей за огороженным пространством, бросали
пригоршнями золото.
На следующее утро Бендель по секрету сообщил мне, что подозрение,
которое он давно питал насчет Раскала, окончательно подтвердилось: вчера
Раскал утаил несколько мешков золота.
- Бог с ним, - сказал я, - пусть его, бедняга, пользуется. Я раздаю
направо и налево, почему не дать и ему? Вчера и он, и все новые слуги,
которых ты нанял, выполняли свои обязанности отлично, они весело помогали
справлять веселый праздник.
Больше мы об этом не говорили. Раскал был моим камердинером, Бендель же
другом и наперсником. Он привык считать мое богатство неистощимым и не
старался дознаться, откуда оно; мало того, подхватывая на лету мои мысли, он
вместе со мной придумывал, куда истратить мое золото, и помогал мне
проматывать деньги. О незнакомце, о бледном пронырливом человеке Бендель
знал одно: только он может избавить меня от тяготеющего надо мной проклятия,
и, хотя на нем зиждутся все мои надежды, я боюсь предстоящей встречи.
Впрочем, я убежден, что где бы я ни был, он при желании всегда меня разыщет,
мне же его нипочем не разыскать, поэтому я и отказался от напрасных поисков