"Адельберт Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля" - читать интересную книгу автора

царицей праздника, заблагорассудилось самой сорвать цветущую ветку; она
наколола шипом палец, и на ее нежную ручку упали алые капли, словно
оброненные темными розами. Это происшествие взбудоражило все общество. Гости
бросились искать английский пластырь. Молчаливый господин в летах,
сухопарый, костлявый и длинный, которого я до тех пор не приметил, хотя он
шел вместе со всеми, сейчас же сунул руку в плотно прилегающий задний карман
своего старомодного серого шелкового редингота, достал маленький бумажник,
открыл его и с почтительным поклоном подал даме желаемое. Она взяла
пластырь, не взглянув на подателя и не поблагодарив его; царапину заклеили,
и все общество двинулось дальше, чтобы насладиться открывавшимся с вершины
холма видом на зеленый лабиринт парка и бесконечный простор океана.
Зрелище действительно было грандиозное и прекрасное. На горизонте,
между темными волнами и небесной лазурью, появилась светлая точка.
- Подать сюда подзорную трубу! - крикнул господин Джон, и не успели
прибежавшие на зов слуги выполнить приказание, как серый человек сунул руку
в карман редингота, вытащил оттуда прекрасный доллоыд и со смиренным
поклоном подал господину Джону. Тот приставил тут же трубу к глазу и
сообщил, что это корабль, вчера снявшийся с якоря, но из-за противного ветра
до сих пор не вышедший в открытое море. Подзорная труба переходила из рук в
руки и не возвращалась обратно к своему владельцу. Я же с удивлением смотрел
на него и недоумевал, как мог уместиться такой большой предмет в таком
маленьком кармане. Но все остальные, казалось, приняли это за должное, и
человек в сером возбуждал в них не больше любопытства, чем я.
Подали прохладительные напитки и драгоценные вазы с фруктами --
редчайшими плодами всех поясов земли. Господин Джон потчевал гостей более
или менее любезно; тут он во второй раз обратился ко мне:
- Кушайте на здоровье! Этого вам во время плаванья есть не довелось!
Я поклонился, но он даже не заметил; он уже разговаривал с кем-то
другим.
Компания охотно расположилась бы на лужайке, на склоне холма, откуда
открывался широкий вид, да только все боялись сидеть на сырой земле. Кто-то
из гостей заметил, как чудесно было бы расстелить здесь турецкий ковер. Не
успел он высказать это желание, как человек в сером уже сунул руку в карман
и со смиренным, можно даже сказать подобострастным, видом стал вытаскивать
оттуда роскошный золототканый ковер. Лакеи как ни в чем не бывало подхватили
его и разостлали на облюбованном месте. Не долго думая, компания
расположилась на ковре; я же опять с недоумением глядел то на человека в
сером, то на карман, то на ковер, в котором было не меньше двадцати шагов в
длину и десяти в ширину, и тер глаза, не зная, что и думать, тем более что
никто как будто не находил в этом ничего чудесного.
Мне очень хотелось разведать, кто этот человек, я только не знал, к
кому обратиться за разъяснениями,
потому что перед господами лакеями робел, пожалуй, еще больше, чем
перед господами лакеев. Наконец я набрался храбрости и подошел к молодому
человеку, как будто не такому важному, как другие, и часто стоявшему в
одиночестве. Я вполголоса осведомился, кто этот обязательный человек в
сером.
- Тот, что похож на нитку, выскользнувшую из иглы портного?
- Да, тот, что стоит один.
- Не знаю! - ответил он и отвернулся, как мне показалось, желая