"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу авторасделать друг другу больше дырок и порезов. Если связать вместе все нити,
которыми я зашивал раны, один конец можно забросить на Луну... Доктор ворчит, снимая с моей головы повязку. Я сижу на кровати в номере гостиницы, и мне весело. Руки и ноги двигаются, все вижу, слышу и понимаю. Удачно выскочил из темноты! - Я вам отлично зашил щеку, молодой человек. На память останется лишь маленький шрамик. Немецкие студенты гордятся такими отметками. Но имейте в виду: сверни пуля на пару миллиметров влево, и... Скажите откровенно: вы не молились богу перед схваткой? Хорошо, что Куликова нет в номере, он бы запомнил вопросик доктора. Ведь под утро, когда меня привезли в гостиницу после перевязки, я рассказал Александру Лукичу о "молебствии" перед иконами. - Скорей бы вы убрались из Надеждинска, молодой человек. Каждую ночь представления устраиваете. И ваш покорный слуга - непременный участник феерических зрелищ. Вот так... Бинт я накладывать не буду, а приклею на щеку пластырь - будет представительней. Это вам взятка за склад почтмейстера. Ведь из Чека все продовольствие передали в нашу больницу. Сахар мы сбережем к Первому мая, а бульоном сразу же оделяем всех больных, в том числе и вас, Кушать можете все, целоваться же не рекомендую: шов разойдется. Одна красивая женщина рыдала над вашим бездыханным телом, поэтому вопрос о поцелуях поднят не случайно. Вздрагиваю и поспешно набрасываю на голые ноги одеяло. Только Ниночка могла меня видеть этой ночью в гостинице. - Приглядитесь к шрамам на ее румяной щеке, - невозмутимо продолжает доктор. - Время у вас будет. Моя ювелирная работа, горжусь ею. Вам тоже ниже. Такие ранения на войне не признаются геройскими. Не будем их отмечать в больничном листе. Просто помажем йодом и посоветуем садиться на краешек стула. Все! Можете принимать гостей. А я покурю и отправлюсь в другой филиал больницы - в тюрьму. Доктор закрывает свой старый саквояж, садится в кресло и начинает свертывать большую цигарку. Вздрагивают его сухие желтые пальцы, просыпается махорка. Трудно поверить, что эти костлявые старческие руки были такими нежными, когда касались раны. Хмурится и сопит старик Серебряная щетина выступила на щеках, глаза покраснели и слезятся. Вторую ночь мы не даем спать доктору. А ведь он стар, очень стар. - Вы устали, доктор. Вам надо прилечь, отдохнуть. - Смотрите! Меня жалеет несгибаемый трибуналец. Это что-то новое в вашем отношении к медицине. Благодарю за сочувствие, но в отдыхе пока не нуждаюсь. Устает тот, кто выполняет противную его душе работу. Заставьте меня кидать бомбы, так я немедленно выйду из строя. Доктор пускает к потолку тоненькую струйку дыма, поворачивается ко мне. - Корнет Войцеховский стал вашим злейшим врагом. Вы изуродовали ему ухо, молодой человек. Слезно просит меня помочь. А что я могу сделать? Объявить в приказе по больнице выговор меткому стрелку? Так-то! Мироныч сказал мне утром, что во время облавы был убит хорунжий, ранены два чекиста да у Куликова разбиты очки. Оказывается, задела пуля и гусарика. Пусть остаток жизни походит с изувеченным ухом. Но как мне теперь вести допросы Войцеховского? Смогу ли я спокойно говорить с ним? Доктор встает, медленно надевает высокую меховую шапку. Вдруг на |
|
|