"Сергей Шаргунов. Вась-Вась (Повесть)" - читать интересную книгу автора

ребенка стал подростком.
- Подростком?
- Да, да! Запоздало, допускаю. А бывает, человек не изменился и
навсегда остался ребенком. Я до подростка подрос и этому рад. У меня первая
детская любовь - физика. А первая юная страсть - поэзия. В итоге: я -
другой. Я - поэт!
Он стукнул по дереву, лежащему под нами. Ткнул указательным пальцем и с
сухим треском проколол кору:
- Все равно не поймешь, пока в моей шкуре не окажешься! Кыш! Кыш! -
задул на палец, сметая оранжевую мошку, скоростную, размером с точку.
Оранжевая сгинула.
Я смотрел на Петю, и мне чудилось, что мы, как и мусор, раскиданный
здесь, - продавленная пачка сигарет, бутылка из-под пепси с коричневыми
разводами внутри, желтая и измятая газета, - мы тоже невидимо и незаметно
превращаемся в часть леса. От мусора лес не терял своей сакральности,
присваивал эти внешние предметы и бросал на них очищающий отсвет, но в нем
накапливалось отчуждение.
Петя запрокинул лицо с жестянкой, вернулся в поклоне и поднял на меня
захмелевшие, зарозовевшие глаза:
- Я рождался заново! Так змея старую кожу долой... В свежей коже ей
больно и неловко. Стыдно. А старая сама слезла. Дернулся - на тебе уже
новая! Старая умерла. Может, и ты теперь умрешь. Но к старой нет возврата!
Чувствуешь - так надо. Организм требует. Это во спасение!
- Какое спасение, если ничего хорошего от перемены не будет?
- Природа знает, как надо. Если ты не сумел желанием управлять -
значит, такая воля природы. Я тебе как физик докладываю.
- Во спасение, говоришь? Это что же за спасение? Души?
Петя в ответ вздохнул и пожал плечами (и следом вздохнул ветерком лес и
тоже пожал зелеными плечами):
- Бывает, организм понял, что сдает, и человек себя приготовляет.
Старик белую рубашку надевает. Вася твой во что облачился?
- В стихарь, - тихо сказал я. Отчаянно звенел комар. - Я почему
спросил? - доверительно прошептал я. - Строго между нами: я хочу в политику.
Послезавтра у меня важная встреча. Мне предложили возглавить всероссийское
движение. Петя, так же можно до конца жизни писать в газету, писать книжки!
Мне уже тесно, понимаешь? Я другого хочу и ничего с собой поделать не могу.
Мне кажется, что там - реальная жизнь, обаяние, мощь, приключения, только
оттуда можно жизнь менять, буквы перестали работать. Я хочу лепить историю,
как снег... Видимо, я не прав, сунусь туда и проиграю всем этим акулам. А
вот хочется, и все!
Мы молчали. Лес молчал простодушным молчанием, но я, как всегда, ждал
от леса подвоха. Где-то совсем рядом раздался сочный щелчок, и мы
одновременно вскинулись, словно над нами в хвойном сумраке должна зажечься
лампочка.
Лампочка не зажглась: пролетела и тюкнула в мятую газету шишка.
Я догрыз рыбку, отшвырнул мокрый хвост, который упал в ржавые иголки и
тотчас стал незаметно растворяться.
Петя веточкой что-то чертил по мху.
- Е равно эм це в квадрате. Ничего не пропадает! Формула природы. Она
нас главнее. Не мы решаем - она за нас! Все на свете рифмуется! Она