"Сергей Шаргунов. Вась-Вась (Повесть)" - читать интересную книгу автора

"Огоньке" напоролся на ее стихи. Жозефина Пастернак - само по себе звучало
ползуче и зловеще. По складам я разобрал: "О, Боже, о многом прошу, двух
отроков в саду виноградном и по золотому ковшу". Двух отроков! Я уже
понимал, что такое отроки. Я был отрок!
И правильно уловил душу этой поэзии - старушечья жажда омоложения.
Сластолюбивая Жозефина грезит в эмиграции об отроках, алчет ковши их крови -
пьянеть, умываться, молодеть, призывая, как и положено ведьме, имя Божье на
недобрую затею. Проникла в меня Жозефина... Бред в том, что, читая по
складам эти строчки, я ел виноград. Я закрыл тетрадь стихов, ел виноград
дальше и пугался все сильнее. Я не осознавал корней страха, но страх озарил
меня одним ярким идеальным прямоугольником: Жозефина. Скользкое имя с теплой
косточкой. Жозефина Пастернак. Когда у меня случался жар, вместе с ознобом
являлась в изголовье (постель была в угол вдвинута) Жозефина! Она! Ее адское
сиятельство... Голова плыла, горло болело, как будто я проглотил стеклянный
виноград. Последний раз она привиделась мне уже подростку, в тринадцать. Я
был здоров, но вспотел, зашумела голова. Бабка, она зажала меня в сухом
жадном кулаке как тугую виноградину, и брызнул восторг, в ту ночь я узнал
себя повзрослевшим. Это был февраль девяносто третьего. Той ночью Жозефина
умерла. И что было первично: личность Жозефины или виноградный бес?
- Ваше здоровье! - Петя вскрыл новую жестянку, водка-дыня.
- За Васю! - сказал я и выпил. - Ему здоровье нужно.
- За Васю! - Петя хватанул Ульянины волосы.
Он близил ее худое лицо к своему, изможденному:
- Любовь побеждает смерть!
- Отстань! - Она принялась колупать ему зажатый кулак.
- ?Я помню твои стихи... "Голой тенью, голой тенью..." Поэзия и жизнь?-
одно!
- Отвянь! - Ульяна щипалась сосредоточенно, словно ввинчивая шурупчики.
Петя радостно тянул ее к себе навстречу:
- А я... Я написал... Вспомни... "Дорогая... В погоду злую... припадаю:
дай поцелую!"
- Не лезь! От тебя пьянью воняет!
Петя отсох в момент. Белые волосы вытекли сквозь его пальцы, и стало
еще темнее.
- Вы же вроде вась-вась... - сказала Аня.
- Мы с ним даже не целовались! - Ульяна гордо фыркнула.
- ?Разве это хорошо? - спросил я. - Вместе жить и даже не целоваться.
- Я целуюсь только по любви. Я к нему не навязывалась. И вообще, я
скоро улечу обратно.
- Тогда я умру! - Петя карнавально хлопнул в ладоши.
Аня сказала:
- Здесь все время собаки. И лают и воют. Слышите?
Все замерли.
Петя неуверенно гавкнул: "Гав-гав", - и замолк.
Как это противно человеку, когда нечто неведомое равнодушно и бойко
проскальзывает по его струнам, пока подплывают сумерки. Внутри человека, по
кишкам, по селезенке, по диафрагме, по сердцу, проносится "дзыынь", звук
повисает, угасая, и дальше - тишина, темнота и трепет.
Ждешь новую тревогу, которая возникнет из ниоткуда. И делается
по-настоящему не по себе.