"Рене Шатобриан. Ренэ " - читать интересную книгу автора

сквозь деревья звуки отдаленного колокола, призывавшего в храм людей,
трудившихся на нивах. Прислонившись к стволу ивы, я слушал в молчании
благочестивый шопот. Каждый отзвук металла наполнял мою наивную душу
невинностью сельских нравов, спокойствием одиночества, обаянием религии и
упоительной меланхолией воспоминаний моего раннего детства! О, какое бы
самое плохое сердце не затрепетало при перезвоне колоколов родного гнезда,
колоколов, которые дрожали от радости над его колыбелью, оповещая о его
появлении в жизнь, отмечая первое биение его сердца и сообщая всем в
окрестности о душевном под'еме отца и о страданиях вместе с несказанной
радостью его матери! Все заключено в волшебных грезах, и которые нас уводит
звон родимого колокола: религия, семья, родина и колыбель, и могила, и
прошлое, и будущее.
Правда, больше чем кому-либо другому, эти глубокие и нежные мысли
приходили в голову нам с Амели потому, что у нас обоих в глубине сердца
таилось немного грусти: мы получили ее от бога или от нашей матери.
Между тем, отец мой внезапно был сражен болезнью, которая через
несколько дней свела его в могилу. Он скончался на моих руках. Я воспринял
смерть на губах того, кто даровал мне жизнь. Это впечатление было громадно:
оно живо до сих пор. Тогда впервые моим взорам ясно представилось бессмертие
души. Я не мог допустить, чтобы это бездушное тело было творцом моей мысли;
я почувствовал, что эта мысль должна была явиться во мне из другого
источника, и, полный святой печали, роднящейся с радостью, я исполнился
надежды когда-нибудь соединиться с духом моего отца.
Другое явление утвердило меня в этой высокой идее. Черты моего отца
приняли в гробу оттенок чего-то возвышенного. Отчего? Не является ли эта
удивительная тайна признаком нашего бессмертия? Отчего бы всезнающей смерти
не запечатлеть на челе своей жертвы тайны иного мира? Почему бы не таить
могиле какого-нибудь великого образа вечности?
Амели, убитая горем, замкнулась в башне, где она слышала доносившиеся
под своды готического замка голоса священников, сопровождавших похоронную
процессию, и звуки погребальных колоколов.
Я проводил моего отца к его последнему приюту; земля сомкнулась над его
останками; вечность и забвение навалились на него всей своей тяжестью: в тот
же вечер равнодушный прохожий шагал по его могиле; для всех, за исключением
его сына я дочери, он точно никогда и не жил.
Пришлось покинуть родительский кров, перешедший в наследство к моему
брату: мы с Амели переехали к старым родственникам.
Стоя на обманчивом перепутья жизни, я обдумывал различные дороги, не
осмеливаясь вступить ни на одну из них. Амели часто говорила мне о радости
монашеской жизни; она уверяла меня, что я был единственной нитью,
удерживавшей ее в свете, и глаза ее с печалью останавливались на мне.
Глубоко растроганный этими благочестивыми беседами, я часто направлялся
к монастырю, который находился по соседству с нашим новым жилищем. Однажды
даже мне хотелось укрыть в нем свою жизнь. Счастливы те, кто кончает свой
путь, не покидая гавани, и не влачат, подобно мне, бесполезных дней на
земле!
Европейцы, постоянно живущие в треволнениях, должны создавать для себя
уединение. Чем сердце наше мятежнее и тревожнее, тем больше привлекают нас
спокойствие и тишина. Такие убежища на моей родине, открытые для несчастных
и слабых, часто скрыты в долины, таящие расплывчатые представления о