"Максим Шатуров. Абхазия, 1992 год " - читать интересную книгу автора

за курятник. На скале улья не было. Глянул вниз. В зелени травы углядел
груду досок и обломков рамок. Кто-то скинул улей с трехметровой высоты.
Немного позже зашел дядя Костя. Он рассказал, что к нам в дом заходили
грузины. Один из непрошеных гостей полез в улей за медом. Но осенью пчелы
злые - к зиме берегут запасы. И потому мародера покусали. А он, рассвирепев,
спихнул улей со скалы...
И вот рюкзаки наполнены фруктами. Пора двигаться домой.
Я сделал несколько снимков фотоаппаратом (потом эту пленку так и не
проявил - потерялась где-то в Сарове)...
Подошел Чарли. Я присел и обнял его за шею.
- До свидания, Чарличек! - слезы сами катились у меня по лицу.
Пес поднял на меня взгляд. Казалось, он понимает, что происходит
кругом. Он тоже как будто плакал.
Я поцеловал его холодный нос и мы двинулись в город. В первый раз в
жизни Чарли нас не провожал. Он сидел у калитки и молча смотрел нам в след.
Потом я долго надеялся на чудо, убеждал себя, будто Чарли может
прибежать туда, куда я уехал из Сухума. Писал бабушке, что бы переправили
пса ко мне... Но чудес не бывает...
Грузины, узнав что в нашем доме абхазцы останавливаются на отдых,
заминировали все тропинки подле него, а потом еще разрушили дом то ли из
минометов, то ли из танковых орудий. Тогда Чарли и погиб...
Я узнал об этом. Но все равно, когда в первый раз после войны оказался
в тех местах, подошел к самой границе заросшего колючками и ольхой участка и
закричал в сумрак некогда светлого сада: "Чарли! Чарли! Я вернулся!" Ответом
мне было только эхо...

Вернулись в город. Опять, как под горку, покатились дни. И только от
осознания того, что скоро уезжать, становилось все больнее и больнее. Я все
чаще спрашивал у бабушки и дедушки, когда же меня отправят в Россию,
надеясь, что это прекратит мою тоску.
Лето уже сгорело и над городом опустилась теплая южная осень. Дни стали
коротки. Ночи, полные падающих звезд, прохладны. Все северные лиственные
растения давно пожелтели и сбросили листву и только тропическая и
субтропическая растительность продолжала зеленеть.
На пляж ходили мы все реже. Теперь, в основном, купались днем. Сутра и
вечером было слишком прохладно. Иногда, прейдя на берег, ни разу не ныряли в
воду. Особенно, если к берегу подходило холодное течение.
Все чаще ходили купаться на причал около турбазы XV съезда. Той самой,
на которой была расположена база национальной гвардии.
Гвардейцы нарисовали углем на причале голую женщину и развлекались,
стреляя ей в лицо, по грудям и по причинному месту. Смысл этого развлечения
я не мог понять.
Еще был у них там камень. Еще до войны гвардейцы облюбовали огромный
валун на берегу, по которому начали устраивать стрельбу. За время
бесконечных стрельб валун истерся донельзя и из огромной глыбы превратился в
изъеденный пулями камень довольно скромных размеров.
Все чаще грузинская армия начинала переходить, так сказать, на
подножный корм. Нырков уже, все больше, не для удовольствия стреляли, а что
бы съесть. Начали солдаты и рыбу глушить, но ближе к середине осени это
стало проблематично - в это время кроме иглы, которая довольно далеко от