"Боб Шоу. Миллион завтра" - читать интересную книгу автора

сто лет являлся границей, ниже которой еще можно было считать остывшего
обычным человеком. Но если общаешься с человеком, вроде Баренбойма, который
пять лет назад отметил двухсотый день рождения...
Обеспокоенный Карев встал, превратил внешнюю стену в зеркало, одернул
тунику и внимательно посмотрел на себя. Высокий, плечистый, хотя и не
отличающийся атлетическим сложением, с прямыми черными волосами и бледным
лицом, затененным щетиной в форме испанской бородки, он выглядел совсем
неплохо, хотя, может, и не как идеал бухгалтера. Но почему же он боялся
разговора с остывшими, вроде Баренбойма и его заместителя Мэнни Плита?
Потому что пора уже и тебе остыть, сказал внутренний голос. Время
закрепиться, а ты не любишь, когда тебе об этом напоминают. Ты исправен в
полном смысле этого слова, Вилли, и не в смысле исправен физически и
биологически, а так, как говорят это остывшие. Просто исправен!
Поглаживая щетину и до боли вдавливая ее в кожу, Карев торопливо вышел
из комнаты в секретариат. Он миновал административные машины, задумчиво
кивнул головой Марианне Тоун, присматривавшей за этими электронными
устройствами, и вошел в короткий коридорчик, ведущий к кабинету Баренбойма.
Круглое черное окно в дверях кабинета мигнуло один раз, узнав его, после
чего гладкая деревянная плита отодвинулась в сторону, и Карев вошел в
большой солнечный кабинет, в котором всегда пахло кофе.
Сидящий за красно-голубым столом Баренбойм улыбнулся ему и указал на
стул.
- Пожалуйста, садитесь и подождите, сынок. Мэнни скоро придет, я хочу,
чтобы и он был посвящен в суть дела.
- Спасибо, господин председатель.
Сдерживая любопытство, Карев сел и стал внимательно разглядывать
своего хозяина. Баренбойм был мужчиной среднего роста, с плоским, срезанным
назад лбом, с выступающими надбровными дугами и вздернутым носом с
раздувающимися ноздрями. С почти обезьяньей верхней частью головы
контрастировали маленький деликатный рот и подбородок. Белые кисти,
приводящие в порядок бумаги и перфокарты, были довольно пухлыми и
безволосыми. В отличие от множества остывших ровесников, Баренбойм
педантично заботился об одежде, всегда на несколько месяцев опережал моду.
На вид ему сорок, хотя на самом деле уже двести, подумал Карев. Он имеет
право обращаться ко мне "сынок", ибо с его точки зрения я еще не достиг
юношеского возраста. Он снова коснулся щетины, и глубоко посаженные глаза
Баренбойма дрогнули. Карев знал, что его жест не ускользнул от внимания и
был прочитан в свете накопленного за двести лет опыта. Понял он и то, что,
позволяя заметить движение глаз, Баренбойм дает понять, что читает его
мысли и хочет, чтобы он знал об этом... Он почувствовал растущее давление в
голове, беспокойно шевельнулся на стуле и взглянул через стену.
Потревоженный серый воздух по-прежнему переваривал вьюгу, и Карев смотрел
на это до тех пор, пока двери в первый проходной кабинет дали знать о
прибытии вице-председателя Плита.
За полгода работы в "Фарме" Карев видел Плита всего несколько раз,
обычно издалека. Этот шестидесятилетний человек закрепился, судя по его
виду, в возрасте около Двадцати лет. Как и у всех остывших, лицо его было
без волос, как будто его поскребли пумексом, чтобы убрать малейшие следы
щетины. Всю его кожу от волос надо лбом до самой шеи покрывал однородный
светлый румянец, распространявшийся даже на белки бледно-голубых глаз.