"Дмитрий Щербинин. Темный город (Повесть)" - читать интересную книгу автора

тогда как окаменевшая, а мама меня под руку подхватила да прочь повела,
строго-настрого тогда наказала и близко к этому озеру не приближаться. А
представляешь, если мы во мраке этом случайно на эту жуть...
Она не договорила, но горько-горько заплакала, и уткнулась в плечо
Михаила. Факел в ее руке едва горел - налетал на него снег, и раздавалось
шипение; огонек, постепенно затухая, жалобно метался - вот-вот мрак должен
был полностью их поглотить. Тогда Михаил прошептал какие-то успокаивающие
слова, нагнулся, пошарил по льду рукою, собрал немного хворосту, и вот уже
загорелись два новых факела. При их свете они стали собирать разметанные
ветром сучья...
Они старались не думать, что где-то поблизости жуткий, смерзшийся дух
этого озера. Однако, и Михаилу было не по себе - ему казалось, что он уже
был возле этого озера, только вот подробностей никак не мог вспомнить. Он
уже набрал достаточно сучьев, и выпрямился, ища взглядом Эльгу - хрупкий
огонек ее факела едва прорывался через стремительное снежное марево; он
крикнул, позвал ее по имени, но, судя по тому, что огонек продолжал
удаляться - она не слышала за воем ветра. Он закричал из всех сил - все
тщетно - куда ему было тягаться с вековечным воплем стихии. Он уже собрался
броситься за нею, как приметил еще одну особенно большую ветвь, которая едва
виднелась впереди. И только когда подбежал, когда дотронулся, понял, что -
это вовсе не ветвь. Что-то непроницаемо темное поднималось из льда, а выше,
терялась в клокочущей темно-серой дымке. Тут Михаил понял, что
наткнулся-таки, на замерзший дух этого озера, попятился, хотел было
повернуться и бежать, но было уже поздно - это серое, клокочущее марево
стремительно стало раздуваться, и вот уже нахлынуло на него, спеленало
незримыми, леденящими путами, и поволокло обратно.
И вот Михаил увидел, что перед ним высится некий темный столб, из
которого беспорядочно, во все стороны вырывались искривленные отростки,
который весь покрыт был провалами, трещинами - из глубин этого столба
выпирали смерзшиеся лики, некоторые из которых еще и шевелились. И вот один
из ликов стал раскрывать рот: видно было, что это давалось ему с величайшим
трудом, от этого новые трещины покрывали его темно-матовую поверхность,
раздавался пронзительный треск - Михаил ожидал услышать какой-нибудь
яростный исступленный голос, но против его ожиданий, полились слова нежные,
похожие на птичье пенье в весеннюю пору:
- Здравствуй, здравствуй, как давно мы не виделись. И вот вновь, вновь...
уже перед самой смертью... Ты лишь иногда темным ветром проносился здесь, но
это было так давно... так давно... так давно...
Сразу рассеялся страх, осталась только пронзительная жалость. Он знал -
он совершенно точно знал, что этот лик был ему знаком, и только вот не мог
вспомнить откуда. И он чувствовал вину - он, еще не ведая за что, уже готов
был пасть перед этим ликом на колени, прощения у него вымаливать.
А некая сила вновь подхватила его, и оказалось, что Михаил уже
прикасается к темным, только что раскрывшимся глазам - тот же птичий,
мелодичный голос пропел прямо у него в голове:
- Сейчас ты вспомнишь...
И вот темнота в глубинах этих глаз стала наполняться внутренним светом -
все ярче и ярче он становился... Михаил все понял и зарыдал - он,
страдающий, молил о прощении, но он знал, что прощения не будет