"Дмитрий Щербинин. Спящие боги" - читать интересную книгу автора

была бы сейчас беспомощна. Теперь у меня появятся два новых помощника.
Один - с художественными навыками, будет ткать; второй - то есть ты - будет
следить за моим хозяйством. И не думайте бежать...
И тут невыносимая боль прорезала правую руку Творимира, он глянул, и
увидел, что в отверстие от стрелы входит толстенная нить, берущая начала в
отвратительно-склизком брюхе паучихи. Он сразу определил, что нить слеплена
не только с нервными окончаниями, но и с костью. Но, когда он увидел
молодого художника - задрожал от жалости и негодования. Нити пронизывали его
голову - голова распухла раза в два, и походила на готовое лопнуть яйцо...
...И началось это кошмарное служение.
Творимир ходил в сотканных из паутины, всегда темно-серых залах, и,
когда видел в стенах какое-нибудь движение, должен был их разгребать (его
руки были покрыты специальной мазью, от которой паутина не липла) - он
доставал едва живую птицу, зверька, и нес отвратительной паучище, которая
без движения лежала в главной зале. Если же он пытался зверька или птицу
освободить - из руки и по всему телу волнами прокатывалась боль. Он не знал,
где находятся эти залы, как выглядят снаружи, но то, что они огромны - понял
в первый же день. Порою целый час занимала дорога в одну сторону, затем -
час обратно к паучище. Раз птица вырвалась из рук, и зацепилась на потолке -
ему пришлось карабкаться за ней по выступам и болтающимся нитям. Он упал, но
не расшибся - пол оказался мягким, как живое тело...
Ему казалось, что в его жилах не кровь, а вязкий, теплый сахар, который
туманил сознание, но не давал окончательно забыться. Ленивые мысли сонно
крутились вокруг стен, паутины, сна, еды...
Кстати, вопрос с едой был решен очень просто: с некоторых нитей капало
нечто густо-вязкое, сахарное на вкус - это он и глотал, быстро удовлетворял
свой голод... и снова шел-шел-шел - по бесконечной, однообразной череде
залов.
Лишь единожды его мысли прояснились. Тогда он увидел художника -
точнее, то, во что художник превратился - он шел часа два и забрел в эту
дальнюю, еще недошитую залу. Вместо одной стены открывалось плотное
переплетение черных, плотно сплетенных стволов (там была нехоженая лесная
глушь). Там деловито суетились волки: задействованы были их острейшие
клыки - ими они впивались в стволы, ожесточенно грызли - летели щепки. Затем
на ствол тараном налетал вожак - ствол валился в определенную сторону - иные
волки отталкивали падшее дерево передними лапами и мордами...
Ну а по краю паучьих стен ползал художник. Он преобразился. Голова его
слилась с телом, рук и ног больше не было, вместо них - паучьи лапы
обтянутые человечьей кожей. В верхней части головы-туловище у него еще
имелось покрытое волдыврями лицо, на лбу появился третий, красный глаз. Он
ткал нитью, которую вырабатывала паучиха, и которая тянулась сюда через
многие-многие залы (кстати иные нити впивались в его голову). Свое шитье он
смазывал липкой слюной, которая беспрерывно стекала из его рта... Творимир
остановился, и, не обращая внимания на усиливающееся жжение в руке, сказал:
- Ведь ты когда-то был человеком. Слышишь?!.. Что же с нами такое?! Мне
страшно! Слышишь?!.. Нам надо бежать отсюда!
Он бросился к пауку-художнику, дернул его за поросшую твердым волосом
лапу - тот раздраженно зашипел, и оттолкнул его...
И вот тогда Творимиру удалось сосредоточить прежде липкие мысли:
"Я Землянин! Да - черт подери, Землянин! Я прилетел сюда на космическом