"Андрей Щупов. Баллада о Ное" - читать интересную книгу автора

собственных рыбных мыслях.
"Я совсем пьяный. Странно... - Ной ухватился за косяк и тяжело
вздохнул. - А мыслю совсем как трезвый. Может, это неспроста? Может, я
особенный?.."
Оплодотворенное зернышко лопнуло, выпростав проворный побег. Бамбуковым
стремительным лучиком идея пошла прорастать в Ное, наполняя чем-то доселе
непривычным - скорее приятным, нежели пугающим.
"Раз я не пьянею умом, - продолжал он рассуждать, - раз способен думать
о глобальном - что-нибудь это, верно, значит. Ведь я - это я, а многие ли
это понимают? В конце концов, я не просто я, я - Ной. А Ноев на Земле во
все времена было негусто... Люди знают одного-единственного, а я... Я знаю
двух единственных..."
Смех родился непроизвольно, и в унисон Ною тотчас рассмеялся
выбравшийся подышать гость.
Ной посмотрел на него снисходительно. Их веселили совершенно разные
вещи.


На следующий день Башенкин стал подавать руку сугубо избирательно.
- Чего ты? - удивился Жорик, не главбух и не начальник, всего-навсего
временный лаборант.
- Так, - Ной загадочно улыбнулся. Кивнув на повисшую в воздухе ладонь,
туманно пояснил: - Спрячь, Жорик. До поры до времени.
С начальником получилось и вовсе просто. Тот сам никогда не подавал
руки Ною. Но раньше как все обстояло: Ной готов был откликнуться,
начальник же ограничивался сухим кивком. С сегодняшнего дня кивал уже Ной.
И не подавал руки тоже Ной. Начальник кивал в ответ, но позиции тем не
менее поменялись. Произошла рокировка, о которой сам начальник, может
быть, и не подозревал, однако Ной знал о ней твердо.
"Никаких шуточек и никакого смеха!" - решил он, и уже через пару дней
на него начали посматривать. Зависть, непонимание, удивление - ничего
подобного еще не было, но все это уже начинало зарождаться. Ной
торжествовал. Он вживался в странную роль, поражаясь, отчего раньше
существовал иначе, как все, не отличаясь и не выделяясь.
- Какой-то ты стал странный, Башенкин, - признался ему инженер Паликов.
- А я и есть странный, - Ной безошибочно отыскал в пиджаке инженера
неполадку, сурово ткнул пальцем в среднюю, провисшую на ниточке пуговицу.
- А тут надо капроновой крепить. И обязательно крестиком.
- Капроновой? - изумился инженер.
- Именно!
Странные фразы, мутный смысл, двойственность! Это стало лозунгом,
подобием девиза, выбитого на его мысленном щите. Когда придет время,
появится и подоплека, и определенность, а пока...
- Милена, - говорил он, проходя мимо стола секретарши. - Цвет платины -
это убого.
- Что? - она окидывала себя взглядом, пытаясь определить, в каком месте
она платиновая. - А почему?
- Платина - цвет свежеотлитого танка! - он отворачивался и уходил,
оставляя за собой шлейф досады и недоумения.
Самое занятное, что он вдруг наткнулся на закон, не открытый даже