"Александр Щербаков. Рассказы из жизни А.П.Балаева" - читать интересную книгу автора

стадию. Мадам Ван-Роуэн достает из сумочки что-то вроде авторучки и
предлагает мне подставить левую скулу. "Послушайте, - говорю, - мадам!
Уверяю вас, в этом нет необходимости".
Мадам сразу подобралась вся и сухо объявляет мне, что необходимость
есть. Дьявол бы ее, психопатку, побрал со всей этой неврастенией! "Но с
другой стороны, - убеждаю я себя, - она-то со своей капсулой подвергнется
гораздо более неприятным ощущениям, чем я". Укорил я себя за малодушие и
подставил скулу.
Прижала она к моей скуле эту свою авторучку - вроде ничего. И "вдруг
ноги у меня ослабевают, я сажусь на кварц, упираюсь в него руками, а руки
тоже не держат - подгибаются. Смотрю я на эту мадам и испытываю к ней
крайнее отвращение. Хочу его высказать и не могу: забыл английский язык.
Она что-то говорит, наклоняется надо мной, а мне даже слушать неохота.
Спокойно так смотрю сквозь кварц на цветные лампочки, и больше ничего мне
от жизни не надо. Смотрю, как будто не я смотрю: смотрит кто-то другой, а
я при сем безо всякого интереса лишь присутствую. И вижу я, как
открывается дверь камеры датчиков и вкатывается в зал Нимцевич, а за ним
вся наша кавалькада. Вижу я, что он с недоумением глядит на меня сквозь
кварц, протягивает мне ладонь, губами шевелит, что-то говорит. И все тоже
глядят на нас, всплескивают руками, кто-то бросается к телефону. И стало
мне вдруг так хорошо, так радостно. Лег я плашмя, помахал Нимцевичу
пальчиками и - заснул.
Проснулся я через сутки, как ни в чем не бывало, а через неделю меня на
"Антаресе" уже не было. Удрал, каюсь, удрал. Еще бы! Балаев от нервного
перенапряжения брякнулся в обморок. Да-да, именно так определили наши
медики. Никто не докопался! А мадам, конечно, ни гу-гу. И я тоже. Слово
джентльмена давал? Давал. Она цветочки мне в санчасть прислала с
переводчицей и благополучно отбыла домой. И едва все формальности
кончились, я тоже домой запросился.
Нимцевич очень уговаривал остаться, предлагал перейти к нему насовсем.
Будь я сам собой, Саня Балаев, я непременно перешел бы, но, видно, крепко
окосел я от той дряни, которой угостила меня мадам Ван-Роуэн в заботе о
своем целомудрии.
Потом прошло. Ничего. Последствий не было. А пять лет тому назад
получаю я письмо от поверенного мадам Элизабет Ван-Роуэн. Она,
оказывается, ушла на пенсию, упоминание о стимуляторе ее карьере больше не
грозит, готовятся к выпуску ее мемуары, и мне предлагается ознакомиться с
соответствующим местом в корректуре и либо согласиться, либо возразить
против публикации. Я прочитал корректуру - все правильно мадам описала,
только добавила, что у меня не было никаких агрессивных намерений, чем и
объясняется столь сильное воздействие на меня ее оружия. И фамилию мою
изменила, назвала меня "мистер Булуйеф". Я ответил, что против публикации
не возражаю.
Так что, рассказывая вам эту историю, я своего заслуженного с риском
для жизни джентльменского звания никоим образом не порочу.



СЕРВИС