"Владимир Щербаков. Семь стихий (Научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

склон, поросший кустарником. Из широкой доски сколотил бы стол, два стула,
полки; тетради, записные книжки - исключительно из высушенных листьев
(писать пришлось бы кисточкой, но чем больше внешних препятствий самому
процессу письма, тем выше качество, уж это-то я знал твердо). И стол, и
стулья, и полки пахли бы морем, водорослями, рыбой. Из камней я сложил бы
камин. Наверное, пол был бы тоже каменный. Из скорлупы кокосового ореха
вышла бы лампа, которую нужно заправлять акульим жиром и ставить на камин
или на стол темным звездным вечером. Под окном шуршали бы сухопутные крабы
и ящерицы, выклянчивая подачку. В углу хижины висели бы огромные снизки
сушеных плодов, вкус которых хорошо известен по многочисленным описаниям -
они мучнистые и сладковатые.
Эффект необитаемости - так я назвал про себя эту тягу к морю и
безлюдному острову с пальмами и янтарными пляжами. Я отлично осознавал,
что островов таких осталось немного. На больших, давно освоенных островах
на каждого краба приходится два терраплана или эля. Но даже там, у берега,
на дне цвели еще первобытные сады. В подводных джунглях бродили покрытые
панцирями существа, ползали морские звезды, порхали рыбы-бабочки и, как
сказочные гроты и замки, высились громады кораллов. Право на такую мечту
есть у каждого. На то и воображение, чтобы ставить мысленные эксперименты.
Иногда я ловил себя на желании узнать побольше о человеке по тому,
как он относится к подобного рода замыслу. Но я далеко не был уверен,
найдутся ли у меня на "Гондване" единомышленники. Судно шло в свой
пятнадцатый исследовательский рейс, следовательно, народ попривык к
романтике. Океаны. Вулканы. Подводные хребты. Заповедные архипелаги. Флора
и фауна всех континентов. Это их будни. Что мои воскресные прогулки на эле
или месячные поездки! Я уж не говорю о тех островах, куда ни элям, ни
террапланам приземляться не разрешалось. (А "Гондване" они были доступны,
как же иначе!)
Удивляли безлюдье, тишина, всеобщая неторопливость. "Гондвана" словно
присматривалась к океану. Словно только так можно понять его нрав,
выведать тайны.
Учтивые киберы сновали всюду, но, в общем, почему-то старались не
попадаться на глаза. Вскоре я понял причину: на борту "Гондваны" был Энно.
Однажды утром мы познакомились.
...Рассвет. Солнце вот-вот вынырнет. А пока становится все ярче алый
свет над серой застывшей гладью. Я поднимаюсь на палубу и замечаю
необыкновенное оживление. Поблескивая полированными боками, суетятся
киберы. И каждый из них старается за двоих. (Может быть, так лишь
казалось: механизм ведь точно рассчитан, из него не выжать больше того,
что заложено создателем.) Откуда ни возьмись появляется статный бородатый
человек. Вовсе не старик. Глаза пронзительно-светлые; серьезные. В рядах
роботов замешательство. Кто-то падает. Живописная свалка, куча мала... Они
бегут кто куда!
- Чтоб духу вашего здесь не было! - кричит бородатый человек и грозит
им вслед кулаком.
Я не без интереса наблюдал сценку. Снасть в его руках точно живая.
Пальцы у него длинные, ухватистые, подвижные. "Поработать не дадут, -
ворчит он, - дармоеды, олухи царя небесного!"
Он ловко вяжет канаты, крепит их к электрической лебедке, осматривает
планктонные сетки, донные тралы, какие-то сложные глубоководные машины