"Владимир Щербаков. Крылатое утро (Журнал "Техника - молодежи", 1976, N 1)" - читать интересную книгу автора

наверное, не расслышала его полностью. Она подняла голову, глаза точно
приоткрыли родившееся вдруг любопытство, потом в них сверкнула плохо
скрытая улыбка, глаза засветились - и погасли. Через секунду девушка уже
шла по тропинке, опустив руки. Медлительные длинные пальцы, взметнувшиеся
вверх - к щекам, к волосам - те же, Вэлтины. И две каштановых волны волос
над стройной шеей, и линии лица, и, конечно, глаза; но взгляд другой; он
непостижимо соответствовал зеленому простору за ее плечами и светлой
бронзе рук. Он проверил: включил канал и увидел Вэлту.
- Что случилось?
Ее голос звучал как бы издалека, а лицо было рядом, точно их не
разделяли километры. Пуговица-экран вдруг помутнела, покрывшись какой-то
электромагнитной плесенью. Между ними шумела над неведомой землей гроза.
- Вэлта, гроза...
- Да, я знаю, это у нас. Что с тобой?
- Ничего. Просто захотелось тебя увидеть.
- Но мы расстались только что, двух часов не прошло!
- Я встретил девушку, очень похожую на тебя. Здесь только что.
- А, вот оно что... - Вэлта улыбнулась. - И ты думал...
Голос Вэлты растаял. Экран погас. Первый разговор после приземления
кончился буднично (она даже не попрощалась) - так же, как сотни разговоров
на Корабле, когда их отделяло друг от друга всего несколько метров.
Мистика. Он помнил о Вэлте постоянно, представлял, что она скажет по
поводу того или иного его поступка (или поступка других). Но не более. И
другая девушка, лишь похожая на нее, но у которой не могло быть ничего от
Вэлты, кроме внешнего сходства, вдруг заняла в его мыслях едва ли не
большее место. Нет, не было никакого ореола. И в то же время не было
сомнений: несколько слов, произнесенных ею на этом чужом пока языке, и
движение выпуклых губ, с которых слетали певучие мягкие звуки, заставляли
его снова и снова воскрешать чуть скуластое лицо, витающее в россыпи
солнечных бликов. Удивительно краток был путь от лесных синих
колокольчиков и алых гвоздик, пригретых в ее ладонях, - к сердцу.
...Однажды они долго говорили, и он, кажется, поддавшись какой-то
иллюзии, необъяснимому минутному порыву, чуть было не рассказал девушке
все. Он произнес уже несколько приготовленных фраз о космосе, о том, что в
иных сказках больше правды, чем выдумки, о том, что всегда нужно быть
готовым к встрече с неведомым ("Ведь это интересно, правда?"). Девушка
слушала его внимательно; ему оставалось перекинуть последний мостик от
абстракции к действительности - и вот тогда он почувствовал, что не в
силах этого сделать.
Девушка ни за что не поверила бы, как не поверили бы многие. Более
того, их отношениям, возможно, пришел бы конец. Кто не вправе возмутиться,
когда чистый вымысел настойчиво выдают за правду? Он решил: позже.
Пока же она соразмеряла его поступки со своими, но не открыть того, что
сокрыто за семью печатями. Ему даже нравилось смотреть на мир ее глазами.
Составляя картотеки и отчеты для Корабля, он оценивал события, книги -
все, что создавалось человеческой цивилизацией, с точки зрения усвоенных
им: критериев, профессионально; в разговоре же с ней он мог просто
пересказывать все смешное из тех же книг, вышучивать и манеру автора, и
попытки объективно разобраться в пирамидах томов и фолиантов, вершины
которых продолжали угрожающе быстро возноситься к небесам. Эти две линии