"Владимир Щербаков. Каникулы у моря (Сб. "Фантастика-82")" - читать интересную книгу автора

по стеклу. Цвет его изменился, и мне показалось, что это изображение
жемчужного шара незнакомки. Так и есть, очень похоже! Иллюзия полная...
Я услышал:
- Кто-то слишком много себе позволяет. - Это было сказано тихо, но
внятно.
Женя! Боже, до чего захотелось вспылить. Но я сдержался. Задумался. Кто
слишком много позволяет себе? Ответ вовсе не очевиден. Если Женя имела в
виду женщину с зеленым гранатом, то откуда она знала про жемчужный шар?
Если меня, то и вовсе непонятно: при чем тут пятнышко на стекле вертолета,
которое, кстати, исчезло?
Я внимательно изучаю Женю. Исподволь разглядываю ее. Кажется, она этого
не замечает. Несколько непринужденных слов - и мне показалось, что она
сама готова отвлечь меня от моих размышлений. Но нет! Она не так проста,
как мне казалось... не так проста.
- Что ты имела в виду, Женя?
- Я вспомнила, что камера хранения работает очень плохо! - Ко мне
обращены ясные светлые Женины глаза, и я мысленно каюсь, что минуту назад
допускал иное, не то, что она подразумевала.
А откуда-то из глубины моего существа всплывает мысль, от которой
теплеют виски. "Тот день, когда было море, и старый фрегат, и песня ветра
- если он был - не потерянный день".
Именно светлый круг на стекле вертолета заставил вспомнить слова,
которым я готов был поверить. О камере хранения и второй женщине с
гранатом, о второй инопланетянке. О мимолетности соприкосновения миров.



НЕЗНАКОМКА, Я И ЖЕНЯ

И все же наступил день, когда я рассердился на себя, на Женю, на камеру
хранения и авторов вздорных гипотез.
Пора наконец избавиться от навязчивой мысли о сатурнианцах, которые
якобы появляются на необыкновенных летательных аппаратах, свободно парят
над Гималаями, в глубине морской передвигаются с помощью неких светящихся
колес, выныривая на поверхность, чтобы запросто поболтать с наивными
простачками третьей планеты и снова заняться своими делами.
...Рано утром я пошел на базар, купил букет чайных роз, три килограмма
винограду, корзинку, в которую сложил виноград, прикрыл его журналом,
сверху положил розы, приладил плетеную крышку и сдал в камеру хранения.
Принимала та женщина... Была она в золотисто-желтом платье с белым
газовым поясом, в дымчатых очках, на плечах - легкий шумящий плащ, на
запястье - браслеты, на смуглых ногах серебристые туфли с высокими
каблуками, расписанными золотыми волнистыми линиями. Я застыл как
вкопанный. Передо мной была комната с голубым ковром и маленьким столиком.
На столике - хрустальный стакан, в стакане - алый цветок. Куда это
подевались саквояжи и сумки?..
Женщина стояла чуть в стороне, и я потому и видел это пространство с
белыми и желтыми бликами. Но вот она сделала два-три шага, и комната с
голубым ковром утонула в полутьме. Я протянул ей корзинку. И тут заметил
транспортер, опустил на ленту корзинку и взглянул на женщину. Под башней