"Владимир Щербаков. Поэтесса " - читать интересную книгу автора

Имя ни о чем мне не говорило. Я полистал книжицу. Стихи. Еще не
понимая, в чем дело, я ощутил легкий толчок, словно вдруг заложило уши.
Теплая волна пробежала по моим вискам. Стихи! Я читал их теперь не
отрываясь, расхаживая в волнении по комнате, переворачивал страницы самой
удивительной книги... Это были те самые строки, которые я слышал. Теперь-то
они звучали явственно и громко, и тот же голос читал мне их, а глаза мои
лишь машинально перебегали со строки на строку. Я знал всю книгу наизусть!
Я осмотрел место, на котором лежала эта книжка. Сверху ее придавил
тяжелый том какой-то другой поэтессы, который я никогда не раскрывал.
Впрочем, наверное, и раскрывал, но тут же захлопнул в сердцах - пусть уж
стоит себе на полке. И я поставил этот том на тонкую книжку, даже не
заметив ее. Это было несправедливо.
Если бы это сделал один мой знакомый, собирающий книги, я готов был бы
считать этот малозаметный поступок естественным. В конце концов, в его
библиотеке около пяти тысяч томов в коленкоровых, ледериновых и даже
кожаных переплетах, безупречно подобранных в соответствии с самыми
современными представлениями о цветовой гамме, приличествующей цвету полок,
мебели и обоев. Кроме того, у него вообще безупречный вкус. И он умудряется
доставать дорогие издания модных писателей. На его полки приятно было
смотреть. Книги новенькие, с неразрезанными порой страницами оглавлений.
Но это сделал я!.. А я не мог себе позволить не заметить книги,
которую я же и приобщил к своему более чем скромному собранию (я давно уже
махнул рукой на его внешний вид). Возможно, я дошел до крайности: не
обращаю внимания и на опечатки. Возникла даже теория, родившаяся в моей
голове: качество книги определяется количеством опечаток, которое может
выдержать издание. Книга может хоть сплошь состоять из опечаток.
Собственный мой вывод изумлял меня. Но что поделаешь: опечатки сопутствуют
необычному, подлинно оригинальному тексту. Выходило вот что: я сузил свои
интересы до весьма ограниченного диапазона - до любопытства, которое иногда
вызывает текст. А это случайный привходящий фактор, который современный
библиофил даже не берет в расчет.
Так вот и получилось... Но почему книга звучала?
Быть может, размер стихов оказался соизмеримым с тем ритмом волн де
Бройля, который сопутствует движению - а, значит, и искусству? Возможно. Но
вскоре овальное зеркало с портретом поэтессы навело меня на другую мысль:
явление сродни туннельному эффекту, когда частица, лишенная практически
энергии да и веса тоже, преодолевает так называемый потенциальный барьер, а
значит, и порог слышимости. Ведь зеркало было похоже на волновое
изображение частицы, и сходство не прошло даром. Что касается портрета
самой поэтессы, вписанного в зеркало, то я считаю, что он дает некоторые
основания для умозаключений лишь как портрет красивой женщины, написавшей о
себе:
"Судьба моя была не зла. Она к порогу принесла крутой ломоть соленый,
кувшин воды студеной. И проводила со двора, лукавая, с поклоном. Судьба моя
была добра. И для меня приберегла, как будто бабка - внучке, осколок
древнего пера на деревянной ручке".


Щербаков В. И.
Болид над озером. Сборник научно-фантастических произведений. -М.: