"Владимир Щербаков. Река мне сказала (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

медленно, устало... Тростник успокаивается, шелест тает.
- Как же это у тебя получается?
Наденька в ответ улыбается. А может быть, просто внимательно смотрит на
меня. У нее очень большие темные глаза, но где-то в их глубине живет и живет
улыбка, прозрачная веселость.
- Это шутка, - говорит она. - Хочешь что-нибудь посерьезнее?.. Я
разбужу сейчас птицу.
Дрогнули ее губы, чуть-чуть, почти незаметно, точно слово должно было
слететь с них, да так и не слетело, застыло - невысказанное, волшебное.
Сошлись брови, глаза стали продолговатыми, внимательными, но и в них
светилось то же желание, что не успело с губ слететь, обернувшись словом.
Миг один, звезда дрогнуть не успела, а из-под двух сонных берез вырвалась
птица, пулей пронзив ракитник в низком шальном полете.
- Вот и птица, - говорит Наденька, - только не спрашивай, как это у
меня получается. Словами разве передашь?.. О живом нужно уметь думать не
так, как обо всем остальном, понимаешь?
- Нет, не понимаю.
Хотя я и читал про биологическую радиосвязь (и сам был до войны
студентом третьего курса физфака, знал, что любой мускул излучает
радиоволны), я действительно ничего не понимаю.
- И я тоже, - сознается она. - Уметь легче, чем знать и объяснять.
Бывают минуты, когда кажется, что все можешь.
...Открылось утро, точно невидимая птица приподняла темно-голубые
крылья. Ушли звезды. Вставал ясный зеленый день. Очередь с чужого берега
хлестнула по воде, прошила тростник. Пуля прошла сквозь мое плечо.
Я не успел даже спросить ее, откуда она явилась...


Два месяца в госпитале - это как сон. Наши палаты были уютны и постылы;
в последние дни можно и нужно было бы убежать. И так медленно текло время! А
под Курском и Орлом уж гремели залпы, которым не разбудить было вечной,
казалось, тишины у нас. Особенно вечерами, когда в белом северном небе
застывали перья облаков, приходили долгие часы размышлений, уносимых потом в
сны-мечты. (Над Ловатью вечерами опускалась совсем другая тишина - вольная,
тревожная.)
Впрочем, до глубокой ночи очень часто нас удерживала карта-схема
Курско-Орловского района, которую капитан Дроздов нарисовал сам в таком
масштабе, что она занимала весь бильярдный стол. Капитан стоял у карты,
опираясь на костыли, и показывал, где прочертить стрелки, где обвести
кружочками населенные пункты, отбитые у немцев. И нам чудились миллионы
залпов, слившиеся в зарницы над русоволосыми солдатскими головами, над
зелеными шлемами танков, плывших по земле. Увидеть бы эту землю; ожегши
щеки, опалив брови, увидеть хоть бы пламя над ней, идти бы по бесконечным
полям, лишь бы за спиной побольше оставалось этой земли...
- По-иному воюем теперь, - сказал как-то Дроздов. - Раньше, бывало,
думали: откуда сила такая у немца, кто ж его остановит и когда? А начали вот
с открытыми глазами действовать. Правильно я говорю?
С вопросом он обратился ко мне, но именно в эту-то минуту я задумался о
другом.
Ловать-река, синие берега...