"Джек Шэфер. Джейкоб (вестерн)" - читать интересную книгу автора

сиу утерли нос Кастеру. Но сиу тогда было значительно больше, чем солдат.
А не-персе отлично держались против значительной части всей регулярной
армии Соединенных Штатов. Солдаты настолько превосходили численностью
индейцев, что все это было похоже на скверную шутку. Как ни считай, на
одного индейского воина приходилось шесть-семь солдат. Индейцы не были как
следует вооружены, пока не добыли себе оружие и патроны в бою. Некоторые
до конца сражались только с луками. Я не шучу, уверяю вас, что эти индейцы
в моем представлении с каждым днем становились все больше и страшнее,
когда до меня доходили слухи о битвах в. горах. Теперь на моей палке я
делал зарубки "убитых", не-персе, и даже это требовало немалой смелости с
моей стороны.
Вначале сообщили, что поезд пройдет после полудня. Все мальчишки из нашего
поселка собрались неподалеку от лачуги телеграфиста. Было холодно, хотя
снега вокруг лежало немного. Мы потихоньку пробрались внутрь лачуги, где
горела печка, пока наконец телеграфист, раздраженный нашей болтовней, не
прогнал нас всех. По-моему, больше всех болтал я сам. В некотором роде это
были мои индейцы - ведь это мой брат был связан с войсками, которые
захватили не-персе. Не думаю, чтобы другим мальчикам нравилось смотреть,
как я важничаю. Ну, как бы там ни было, солнце село, мы все разбежались по
домам поесть, а поезда все не было. Потом некоторые мальчики вернулись в
лачугу телеграфиста и продолжали ждать. Телеграфист ругался из-за того,
что должен торчать в ожидании приказа; мальчишек одного за другим уводили
домой разыскавшие их отцы, а поезд все не показывался.
Было уже за полночь, когда я подскочил дома на своей постели разбуженный
шумом: кто-то громко колотил в дверь. Я заглянул на кухню. Отец в ночной
сорочке как раз открывал входную дверь, а на пороге стоял телеграфист и
ругался пуще прежнего. Пришло сообщение, что поезд прибудет через полчаса
и его надо будет перевести на запасный путь, чтобы дать пройти грузовому
составу, следующему на запад. Отец тоже стал ругаться, но натянул штаны,
сапоги, надел теплую куртку и зажег свой фонарь. К этому времени я был
совсем одет. Моя мать тоже поднялась и не пускала меня, но отец, подумав,
шикнул на нее: "Наш оболтус места себе не находит из-за индейцев. Пусть
посмотрит на этих вонючих воров. Ему пойдет на пользу". Так что я пошел с
отцом. Светила поздняя луна, и мы легко нашли дорогу. Я остался с
телеграфистом, а отец отправился к своей стрелке и сигналу. И точно, минут
через двадцать подошел поезд, перешел на второй путь и остановился.
Телеграфист вышел и начал разговаривать с кондуктором. Я страшно
перепугался. Стоял в открытых дверях лачуги, смотрел на поезд и весь
дрожал, как в лихорадке. Поезд был неважный: только паровоз, небольшая
платформа с углем и четыре старых вагона. Даже служебного вагона не было.
В то время у большинства поездов такие вагоны обязательно были, потому что
требовалось несколько кондукторов, чтобы управлять ручными тормозами.
Видно, в этом поезде вообще был только один кондуктор. Тот, с кем
разговаривал телеграфист.
Я стоял и дрожал, паровоз тяжело пыхтел, машинист и кочегар медленно и
устало ходили около него с масленкой и банкой смазки. Это были
единственные признаки жизни на весь состав. Каждый вагон освещался только
одним фонарем, и света от него было не больше чем от луны, так что окна
вагонов оказались черной пустотой, и я ничего не мог увидеть. Если б не
пыхтенье паровоза, поезд, стоявший на втором пути, казался бы погруженным