"Джек Шэфер. Пятый (вестерн)" - читать интересную книгу автора

состоянии сделать это всегда. Не видно было, чтобы он взглянул на меня, но
он знал, что я здесь; и я знал, что он знает это. Он вошел в хижину.
Я сидел неподвижно. Начало - самый главный момент в таких вещах. Попробуй
вылезть вперед, не глядя пробивая себе дорогу - и скорее всего тут же
наткнешься на упорство, раздражение, быть может, полный отказ. И потому ты
сидишь тихо, позволяешь всему идти своим чередом, а твоему собеседнику -
сделать первый шаг.
Он появился на пороге, вышел, сел на большой осколок красной скалы,
служившей ступенькой. Поглядел вниз по склону на мою машину. Он, казалось,
больше был заинтересован машиной, чем хозяином; то, как принимал он мое
присутствие или отсутствие, едва ли можно было назвать даже равнодушием.
Я сидел неподвижно. Наконец он повернул голову и взглянул на меня.
"Я пищу рассказ, - сказал я, - действие там происходит, в местах вроде
этих. Мне думалось - быть может, вы не станете возражать, если я побуду
несколько дней рядом с вами?"
Он вновь оглянулся на машину. Я уж было совсем перестал ждать ответа,
когда он заговорил. "Мы не станем", - сказал он.
Я сидел неподвижно, обдумывая сказанное. Что имел он в виду - себя и этих
старых коров?
Он поднялся. "Вам придется убрать машину, - сказал он, - Ему может не
понравиться". Он скрылся внутри хижины.
Я сидел, прислушиваясь к треску растапливаемой старой печки, доносившемуся
изнутри. В ушах стоял звон. Что-то все же тут да было. Я мог подождать.
Мог позволить всему идти своим чередом. Я спустился к машине, завел мотор,
отогнал ее за оба сарая и принялся вынимать нехитрые принадлежности для
устройства лагеря.

* * *

Два дня спустя я понял, что дни не имеют значения. Важны были ночи. Он был
неизменен в своих привычках, точен, как старые часы, всегда годные в дело.
Просыпался поздно; по крайней мере, лежал у себя, на своей койке,
допоздна. Просто вынужден был, думал я, ведь он не слишком много спал
ночами. До полудня он позволял себе расслабиться, пока солнце всходило
из-за обнажения скалы, - чтобы достать хижину из тени, требовалось немало
времени. Он готовил себе основательный завтрак, - во всяком случае,
обильный, чтобы не заботиться уже о повторной стряпне. Остаток утра он
бесцельно бродил здесь и там, проверяя хозяйство, берясь за все, что, на
его взгляд, нуждалось в починке, чистке или исправлении. А за полдень
уходил куда-нибудь и пропадал часа три. Не как человек с определенной
целью, в конкретное место. Просто отбывал время. Он ничего с собой не
брал, ничего не приносил назад. Он просто убивал время.
Возвратившись, принимался возиться в саду. В тот первый день он не делал
этого из-за меня, моей машины, - мы чуть выбили его из ритма. Потом опять
втянулся в рутину. Вид садовой работы менялся - он пропалывал, сегодня
немного окучивал, завтра поливал. Потом возвращался в хижину и неспешно
готовился к вечерней трапезе, а после, в густеющих сумерках, разжигал
старую лампу и устраивался рядом, раскрыв одну из своих старых книг. День
был закончен - прожит. В этой хижине не было часов, не было у него и
наручных; но он отмерял время с такой точностью, словно часовой механизм