"Вадим Шефнер. Сестра печали" - читать интересную книгу автора

она на вид девочка симпатичная, не хуже меня, - засмеялась Веранда и
толкнула меня плечом.
- Верно, ты девочка что надо, - согласился я. - Если б мы не были в
одной группе, я бы в тебя, наверно, по уши втрескался. Но раз ты все время
рядом торчишь - то неинтересно.
- Правда, - подхватила Веранда, - в своих влюбляться неинтересно.
Мне лично один артист нравится, он в фильме "Дальний пост" играет. Там про
будущую войну.
- Все артисты - пижоны. Если на самом деле начнется война, твой
артист первым в тыл смоется.
- И никуда он не смоется! И никакой войны не будет, это в кино только.
Финская только что кончилась - какая тебе еще война! Гитлер нас побоится. И
вообще, не люблю я этих разговоров.
- Слушай, Веранда, черт с ним, с этим артистом и с этой войной. Ты вот
что сделай: поговори с Люсендой, чтобы она обо мне вопрос на собрании не
подымала. А то меня из техникума могут попереть.
- Ладно, я с ней потолкую, - согласилась добрая Веранда. - Но
последнее время мы с ней не так уж крепко дружим. Она считает меня
легкомысленной девицей, у нас вкусы расходятся.
- Вкусы расходятся, а платья и пальто одинаковые шьете, - подкусил я
Веранду.
- Чудак ты, ведь это же дешевле получается, вот и шьем. А насчет тебя
я с ней поговорю... А как Гришино здоровье? Лучше ему?
- Нет, не лучше. У него тяжелое ранение. Ему уколы все время делают.




2. УЛИЦЫ


Я попрощался с Верандой, сел на трамвай и поехал на Васильевский
остров. Но, выйдя из вагона, домой направился не сразу. В дни, когда
случались какие-нибудь неприятности, я любил бродить по улицам - и мне
становилось легче. Город был моим старым другом, и он все время чем-то
потихоньку полегоньку помогал мне. Он не вмешивался в мои печали - он молча
брал их на себя. Я родился в нем, в одном из его домов, но на какой улице, в
каком доме - это знал только он, потому что я был подкидышем и родителей не
помнил и помнить не мог.
Мартовские сумерки тихо, слой за слоем ложились на Васильевский, и он
зажигал свои вечерние огни. Еще недавно город был затемнен, только в
подъездах горели синие лампочки. Но недели две тому назад затемнение
отменили. Город вырвался на свет, как поезд из длинного туннеля. Я шагал по
улице и смотрел, как на темных стенах вспыхивают прямоугольники окон. Свет
их уютен и праздничен. Казалось, все дома давно уже до краев полны этим
теплым, уютным светом, но до поры он виден только тем, кто живет в этих
домах. И вот теперь, в снежных сумерках, кто-то гигантским бесшумным штампом
вырубает в темных стенах прямоугольники - и свет устремляется наружу.
Вдали, где, казалось, нет ничего, кроме сумерек и серого неба над снежными
крышами возникла световая башня: несколько окон одно над другим и - сверху