"Вадим Сергеевич Шефнер. Ныне, вечно и никогда" - читать интересную книгу автора

"Андрюша, почему же ты в штатском?" А он ничего не сказал и вышел. Я
закричал не своим голосом и за ним кинулся. Тут меня и связали санитары. С
тех пор я пить перестал и больше не чудится.
- Дядя Дождевой, но вы и сейчас пьете, - робко возразил Волька.
- Ну, разве это я пью! Так, небольшие дозы для дезинфекции организма.
Совсем без спиртного в нашем деле нельзя. Вот вырастешь, выучишься на врача,
тогда сам поймешь.
- Нет, дядя Дождевой, я буду военным, когда вырасту.
- Знаю, это отец тебя настраивает. Отец у тебя, ничего не скажешь,
командир боевой, честный военспец, да только он на все со своей военной
колокольни глядит. Сейчас ни о каких войнах разговору быть не может. Сейчас
у нас мирное строительство начинается. Мы всем капиталистам, которые к нам
лезли, морды побили, у них у самих сейчас такое идет, что не до жиру, быть
бы живу. Сейчас им не до войн. А нам надо Советскую Россию из разрухи
вытаскивать, понял? А ты - "военным буду". Ну ладно, иди, заболтался я с
тобой.
По тихой улице прошел Волька до набережной реки Быховки. Здесь, в
двухэтажном доме вдовы Веричевой, Георгина снимала комнату. Через калитку
садом прошел он во двор, миновал будку со спящей собакой и вошел в отдельные
сени, где стояло множество ящиков с пустыми трехгранными бутылочками для
уксусной эссенции. У мужа Веричевой был небольшой уксусный завод, но завод
этот сгорел во время революции, а сам Веричев умер. Теперь вдова сдавала
комнаты, но весь верх, кроме той комнаты, что снимала Георгина, пустовал. По
крутой лестнице поднялся Волька наверх и тихо открыл дверь.
На ключ Георгина дверей никогда не запирала - она ничего не боялась.
Однако спала она очень чутко.
- Как он себя чувствует? - спросила она со своей постели.
- Все так же, тетя Гина, - ответил Волька. - Сейчас там Дождевой, он
сказал, чтобы ты отдыхала.
Волька тихо разделся и лег на свою узенькую койку.
"Только бы Георгина мыться меня не погнала перед сном", - думал он,
раздеваясь. Но все обошлось благополучно, она ни слова не сказала. И
вообще-то она была не строгая, а последнее время и совсем ни в чем Вольку не
неволила. Он с наслаждением вытянулся под одеялом а, перед тем как закрыть
глаза, оглянул комнату.
Было уже светло. Георгина тихо лежала у другой стены, лицом к Вольке.
Ему была видна половина ее лица и пепельные волосы на подушке. Нельзя было
понять, спит она или думает о чем-то, закрыв глаза. Она была плотно укрыта
зеленым одеялом, и там, где ноги, одеяло сужалось. "Будто русалка с
хвостом, - думал Волька. - Но у русалок и глаза зеленые, я об этом читал, а
у нее - синие. И даже не синие, а такие, как ранние васильки, когда они еще
не успели выгореть. Она очень красивая, Георгина, - и непонятно, почему она
полюбила моего отца. Ведь он некрасивый и много старше ее. Я люблю отца
пoтому, что он мой отец, я люблю его ни за чeм. Но почему, за что полюбила
его Георгина?"
Ему было уютно в постели. И в комнате в этот ранний час было так тихо,
спокойно, и весь мир казался сонным, как всегда в детстве, когда ты
готовишься уснуть. И вся комната была пропитана таким приятным,
успокаивающим запахом - запах этот щел от Георгининой винтовки, висящей на
стене в чехле из серой мягкой кожп. Приклад у винтовки был из кипариса - вот