"Наталья Шегало. Больше, чем власть " - читать интересную книгу автора

Если бы можно было отвернуться от всего мира сразу, Сова отвернулась
бы. Но на глаза все время что-то попадалось, и тогда она болезненно
жмурилась, словно пытаясь не пропустить под веки навязчивый и однообразный
пейзаж. Дорога шла на запад, петляла под желто-красными кронами еще не
облетевшего, набухшего влажным туманом леса, но уже чаще стали встречаться
открытые участки, так что скоро лес должен был смениться холмами предгорий.
Чтобы не видеть всего этого, Сова ограничилась наблюдением за едущим
впереди Зорием. Посторонним мешал ей, как заноза, вокруг которой уже
образовался нарыв. Сове никак не удавалось убедить себя в том, что этот
человек с бесцветными безразличными глазами находится здесь ради ее защиты.
Он ехал, не оборачиваясь, словно был безусловно уверен, что она будет
следовать за ним как привязанная. И то, что она действительно не решалась
сойти с пыльной полоски, что стелилась из-под копыт его коня, раздражало
Сову ужасно. Нарыв вздувался, раздражение, как дергающая боль, изматывало
ее, заставляя искать открытого столкновения, чтобы лицом к лицу, вызвав на
себя шквал чужих эмоций, разобраться наконец с этим непонятным, будто
обезличенным, наглухо закрытым для нее человеком. Но он упрямо не давал ей
ни малейшего повода к ссоре. И когда в жидких сумерках из-за очередного
холма, как вор из засады, выступил трактир, Сова была так же далека от
понимания, что замышляет представитель Ордена, как и утром.
Дар остановился у покосившихся ворот "Приюта горца" и, не спешиваясь,
стал ждать, когда подъедут спутники. Он решил спокойно подчиняться любым
причудам, даже если им непременно захочется заночевать в этих пустых,
продуваемых ветром развалинах. С точки зрения маскировки группы развалины
его устраивали. Они захотели.
Сова спрыгнула с седла, болезненно морщась. Зорий вспомнил про ее
падение и уже собрался было участливо спросить, как она себя чувствует, но
уперся взглядом в демонстративно подставленную спину - и промолчал. Взгляд
Лориса, брошенный на измученное животное, выражал сочувствие и досаду, и от
этого взгляда Сова виновато понурилась и ослабила туго затянутую подпругу.
"Приют горца" доживал последние дни. Когда-то мощеный ровным
светло-серым камнем двор зарос травой, которую никто не уничтожал, и она
успела зазеленеть, подняться к солнцу в половину человеческого роста,
зацвести, дать семена, рассыпать их в надежде на новое рождение - и
засохнуть. От титанических усилий травы мостовая местами вздулась, местами
провалилась, и ее давно следовало бы починить. Но люди, которые раньше
поддерживали порядок, куда-то исчезли, и теперь на постоялом дворе, где в
былые времена не сыскать было свободной комнаты, жили только четыре
человека: сам хозяин, до полусмерти высушенный солнцем, как трава у порога
его дома, его жена и два работника, с трудом нанятые из полудиких горцев.
Один из них, ненамного моложе самого хозяина, бережно принял коней и увел их
в темноту пустого двора, откуда немного погодя раздался сочный плеск воды.
- Разве можно поить лошадей сразу после дороги? - спросил Зорий,
стремясь нарушить многочасовое молчание.
- Он их не поит, - ответил Лорис, - он их моет.
Сова промолчала.
Хозяйка по обычаю горцев тоже плеснула водой в ноги гостям, смывая с
сапог приезжих густой слой седой дорожной пыли со свежими царапинами от
колючей травы. Сапоги после этого не стали чище, но это уже никого не
волновало, и гости вошли в закопченную общую залу, темную и холодную, как