"Наталья Шегало. Больше, чем власть " - читать интересную книгу автора

напротив полковника? Глупость какая! Кто он для нее? Не присяжные, не суд,
не прокурор. С чего она вообще вообразила, что все должны сочувствовать ее
нелегальному положению? Да и какой цели послужит его сочувствие? Что, в
конце концов, он может решить в ее судьбе? Ничего! И совершенно незачем
тогда так переживать из-за этого "ничего".
Кусок мяса на ее тарелке был уже разорван на десяток мелких кусочков,
которые Сова в задумчивости забывала класть в рот. Наверное, ей казалось,
что она ест. И когда не выдержавший Лорис отобрал у нее нож, она удивленно
уставилась в свою по-прежнему полную тарелку.
- Ешь! - посоветовал Лорис. - И прекрати себя накручивать.
Сова дернула плечом, но промолчала. Ни одному из его советов она не
последовала.
Зорию даже не пришлось прилагать усилия, чтобы выглядеть расстроенным.
У него имелась причина для самого настоящего огорчения: он только что
провалил очередную попытку войти в доверие.

Сова вручила ему компьютер с записью на следующее утро. Зорий
поблагодарил и, стараясь продемонстрировать корректность, спросил:
- Я могу прослушать?
Вчерашняя игра в безразличие продолжилась.
- Пожалуйста, - пожала плечами Сова.
Тогда он сделал еще один шаг к сближению:
- Простите, я должен был понять, как для вас тяжелы эти воспоминания.
Она вскинула на него по-прежнему прищуренные, что-то прячущие глаза, и
в этот момент на какую-то долю секунды плотный занавес приподнялся - и ее
взгляд вдруг перестал быть для него непроницаемым. Дар замер, пытаясь
удержаться в нем, ухватиться за какое-то вспыхнувшее внутри нее чувство,
недоумевая, почему его неожиданно и беспричинно подпустили чуть ближе, чем
раньше.
Ее пожалели. Сова дернулась, как от боли, пытаясь отстраниться, но
чужая искренность держала ее крепче любых цепей. Держала и жгла, как
раскаленное железо, так что где-то внутри начала вдруг плавиться ее
закаленная всеобщим безразличием воля, едва не капая горячими слезами,
предательски хлынувшими в распахнувшиеся глаза. Слезы - последний рубеж
перед бессилием, от которого вдруг захотелось спрятать лицо на чужой груди,
свернуться в клубочек, закрыться от всего мира под защитой сильных рук,
почувствовать себя в безопасности. Захотелось, чтобы утешали, успокаивали,
говорили пустяковые глупости, называли маленькой.
Мужчина беззащитен перед женскими и детскими слезами. Зорий не успел
решить, в какую из этих категорий он зачислил бы Сову, но, забыв про зажатый
в руках компьютер, он рванулся вперед, чтобы помочь.
- Не смейте меня жалеть! - вдруг прошипела она.
От неожиданности он споткнулся, выронил компьютер и выпустил ее взгляд.
Она тут же повернулась к нему спиной.
Оглушительно хлопнула дверь. Зорий остался в одиночестве.
Вот и вся психология. Вот это называется "вошел в доверие"! Глубокий
вдох... Выдох... Чего он, правда, так разволновался? Он с силой провел рукой
по лицу, надеясь придать ему таким способом прежнее невозмутимое выражение,
и зачем-то принялся поднимать с пола компьютер, как будто не было сейчас
ничего важнее валявшегося под ногами куска пластика.