"Лев Шейнин. Словесный портрет ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

полыхала полымем от скопления темно-рыжих, светло-рыжих, огненно-рыжих
мужчин, которые в испуге метались по комнате, не понимая, что с ними
стряслось. Их страх возрастал с появлением каждого нового рыжего, которого
доставляли "орлы" Детскосельского отделения. Помощник начальника отделения -
молодой человек в роговых очках - по-видимому, очень заинтересовавшийся
"словесным портретом", действительно вежливо встречал каждого нового рыжего,
но тут же, на глазах остальных, начинал внимательно измерять и разглядывать
его уши, нос, линии рта и другие элементы словесного портрета, делая при
этом какие-то загадочные отметки в записной книжке и что-то про себя
бормоча.
Все это приобретало в глазах рыжих почти мистический характер, тем
более что помощник начальника в ответ на их вопросы туманно отвечал, что
"тут все дело в словесном портрете Бертильона и Рейса, скоро приедет старший
следователь и разберется, а до его приезда просил бы обождать".
Никто из рыжих никогда не слышал ни о Бертильоне, ни о Рейсе, ни о
словесном портрете. Никто из них не пил чай, не играл в шашки и не читал
журнал. Самый пожилой из задержанных - мясник с Сенного рынка, - больше
всего на свете боявшийся фининспекторов и налогов, как потом выяснилось,
шепотом сказал другим:
- Все ясно - введен специальный налог на рыжих... И всем нам крышка!
- При чем тут налог, идиот? - возразил ему другой рыжий. - Нам же ясно
сказали, что ждут следователя, да еще не простого, а старшего... Кроме того,
этот очкастый всем измеряет носы и уши... Или вы думаете, что на разные носы
будут разные налоги?
- Вы оба дети, - заскрипел третий, в прошлом биржевой маклер, - скорее
всего готовится кинопостановка, и нужны рыжие персонажи... А уши и носы они
измеряют для проверки кондиции...
Судя по всему, я появился в разгар спора. Рыжие окружили меня толпой и
внимательно выслушали мои извинения. Я объяснил, считая это своим долгом,
что произошло большое недоразумение, что мы разыскиваем одного скрывшегося
преступника, тоже рыжего, но сотрудники Детскосельского отделения, к
сожалению, перестарались. Проверив задержанных и установив по документам и
по словесному портрету, что Янаки среди них нет, я снова извинился и сказал
рыжим, что они свободны. Они врассыпную бросились на перрон вокзала, который
сразу стал напоминать знаменитую картину Левитана "Золотая осень". И только
один из них задержался, сделал мне таинственный знак и, отойдя со мной в
сторону, тихо сказал:
- Тут трое рыжих дураков придумывали разные небылицы, но я внимательно
следил за тем, какие носы и уши интересуют этого помощника начальника
отделения. И даю голову на отсечение, что именно такой нос и такие уши носит
Янаки... Я его знаю. Но в Ленинграде Янаки теперь нет. Говорят, он в Москве.
Между прочим, он
очень любит оперетту. Вот все, чем я, как рыжий, считаю себя обязанным
вам помочь. Будьте здоровы, товарищ старший следователь!..
И он удалился с видом человека, выполнившего свой гражданский долг.
Оставшись наедине с начальником отделения, я откровенно высказал ему
все, что думаю о нем и о его "орлах". Смущенный начальник извинялся и что-то
лепетал насчет того, что с завтрашнего дня начнет изучать криминалистику и
займется "освоением словесного портрета". И действительно, через месяц он
пришел ко мне и доложил наизусть историю словесного портрета, его