"Лев Шейнин. Злой гений 'Народной воли' ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

Петропавловскую крепость, чтобы окончательно "обработать" Окладского. В
своем рапорте этот жандармский психолог с нескрываемым торжеством писал,
что, когда он объявил Окладскому о помиловании, тот "так обрадовался, что
даже побежал, забыв одеть туфли". И дальнейшая участь Окладского была
решена. Он действительно "побежал, забыв одеть туфли", по страшному пути
профессионального предателя и провокатора...
Самое удивительное в деле Окладского - это стремительность, с которой
он превратился в штатного провокатора охранки. В самом деле, еще 31 октября,
в своем последнем слове на суде, он гордо заявил, что не просит смягчения
своей участи, и если суд смягчит свой приговор, то он "примет это за
оскорбление". Но уже в ночь с 3 на 4 ноября, в "беседе" с Комаровым,
Окладский взмолился о помиловании и произнес роковые слова о том, что
Квятковский совершил четыре преступления, а он, Окладский, только одно. На
следующий день, 4 ноября, когда Комаров объявил Окладскому о помиловании, он
уже был окончательно "обработан". А через несколько дней Окладский уже стал
охотно выполнять свои первые "задания"...
Он начал с того, что по требованию охранки перестукивался с сидящими в
соседних камерах революционерами и, выпытывая у них важные сведения, потом
передавал их своим новым хозяевам. Потом его стали подсаживать в камеры к
политическим заключенным. Потом ему секретно предъявили арестованных, не
желавших себя называть, и Окладский, разглядывая их в тюремный глазок,
опознавал тех, кого знал. Так, например, он опознал народовольца Тригони, а
в дальнейшем был арестован охранкой и Андрей Желябов, часто встречавшийся с
Тригони на конспиративной квартире "Народной воли". Есть основания полагать,
хотя Окладский это и отрицал на суде и следствии, что и сам Желябов был
также "секретно" опознан Окладским. Дело в том, что Желябов, будучи
арестован, скрывал свою фамилию. Тригони в своих записках "Мой арест в 1881
году" рассказывает, что Желябов неожиданно был опознан прокурором
Добржинским, знавшим Желябова по знаменитому "процессу 193", слушавшемуся в
1878 году.
- Желябов, это вы?! - воскликнул Добржинский, когда арестованный, имя
которого было неизвестно, был введен в его кабинет.
- Ваш покорный слуга, - ответил, иронически улыбаясь, Желябов.
Но очень возможно, что Добржинский на самом деле не опознал Желябова, а
был уже осведомлен, что этот таинственный арестант - Желябов.
Известный историк П. Е. Щеголев, являвшийся экспертом на процессе
Окладского, в своем заключении, основанном на изучении всех архивных
материалов охранки, относящихся к "Народной воле", заявил, что уже в
"середине ноября 1880 года Окладский был патентованным предателем,
человеком, который в любой момент готов перестукиваться с кем угодно,
опознавать и выдавать кого угодно".
Это заключение эксперта полностью подтверждают документы. Так, 28
февраля 1881 года Комаров в своем рапорте министру внутренних дел
докладывает:
"Арестованный 27 февраля Михаил Николаевич Тригони был секретно показан
Ивану Окладскому, который в нем признал лицо, носившее в революционной среде
название "Милорда" и "Наместника".
В тот же день Лорис-Меликов в своем "всеподданнейшем докладе" царю
пишет:
"...Как Тригони, так и в особенности предполагаемый Желябов