"Игорь Иванович Шелест. Крылатые люди " - читать интересную книгу автора

- Знаешь, комэск, - потеплел Молчанов, - давно сверлит голову мысль о
Берлине... И даже слова из песенки времен гражданской войны так и просятся
на язык: "Даешь Варшаву, дай Берлин..."
В самом деле, потребовалось еще десять дней и ночей, чтобы закончить
подготовку ТБ-седьмых к боевому полету. И вот все пристрелки оружия в тире,
трудоемкие и канительные снятия девиации компасов, бесчисленные гонки и
отладки дизелей, контрольные и приемо-сдаточные [19] испытательные полеты -
все осталось позади. Настал наконец солнечный день девятого августа сорок
первого года. Вторая эскадрилья комэска Курбана приготовилась к старту.
Начальный этап маршрута предусматривал короткую остановку на аэродроме
в Пушкине под Ленинградом. Далее маршрут пока был неизвестен.
Когда усаживались в самолет, кто-то обронил фразу, будто из Москвы
эвакуируют все заводы в глубокий тыл. У многих в Москве остались семьи. На
борту сразу притихли. Каждому захотелось хоть на минуту повидаться с
близкими... Ведь на войне как на войне...
Только Курбан, весельчак Курбан, уже при запущенных дизелях, срываясь с
деланной строгости, давал последние указания стрелку-радисту:
- Ты у меня прежде всего следи за воздухом, потом все остальное... Ты
кто?
- Стрелок-радист.
- То-то!.. В первую очередь - стрелок, а потом - радист. Упустишь
противника - пеняй на себя!
..."Оторвались!"
Сколько бы вы ни летали - первый раз в жизни или каждый день вот уже
четверть века, - все равно, отрываясь от земли, вы проговорите это слово
хотя бы про себя.
"Отор-ва-лись!" - тявкнула последней амортизационная стойка шасси и
повисла между небом и землей.
Деловитые, как всегда, механики - на своих местах, в центроплане.
Старший уставился на приборы. Георгий посмотрел вперед, увидел в остекленной
штурманской кабине спину молодого штурмана, только что прибывшего в полк из
академии. При такой отличной погоде, при слабом ветре на заданной высоте
полета в 500 метров нужно только поточней держать компасный курс с поправкой
на девиацию и склонение и "топать" пару часов, не заботясь особенно о
детальной ориентировке. В этом смысле полет не представлял трудности.
Последнюю ночь Георгию пришлось много работать, готовя полетные карты, и он
уже мечтал о том, как великолепно сейчас подремлет.
В воздухе болтало, но ведомые корабли старательно выдерживали дистанцию
и интервал, эскадрилья шла слитным строем. Комэск Александр Курбан и второй
летчик Арсен Чурилин сидели у себя "на втором этаже" друг за другом,
освещенные солнцем. Курбан был в самом [20] лучшем расположении духа.
По-видимому, на всех кораблях все было в порядке, так что комэск то и дело
поднимал руку в перчатке с торчащим вверх большим пальцем и при этом,
поглядывая в стороны ведомых - то влево, то вправо, - дарил им свои
"голливудские" улыбки. Однако из этой мимики штурман Молчанов заключил, что
радиосвязи между кораблями нет...
Все же погода была на редкость хороша, и в этом прозрачном воздухе даже
такой старинный метод общения между командирами кораблей не навеивал
опасения за исход полета к аэродрому в Пушкине. Пристроившись на моторных
чехлах, Молчанов вскоре заснул.