"Пьер Шеналь. Последняя буря " - читать интересную книгу автора

взбешен, меня особенно выводила из себя слабость радиомаяка в Санта-Крусе -
я считал его полностью ответственным за плачевное состояние моего полетного
листа. Он был теперь всего лишь листом предположений... Я вспоминаю, что
изменил настройку одного из приемников VOR на частоту центрального
контрольно-диспетчерского пункта в Комодоро-Ривадавии и... конечно,
безрезультатно - мы были еще слишком далеко от станции, чтобы услышать ее. Я
сделал это машинально, без особой уверенности, затем лишь, чтобы не
пропустить момент появления сигнала. Летя на относительно большой высоте, мы
могли рассчитывать, что вскоре войдем в зону действия системы VOR
Комодоро-Ривадавии. Все пилоты, в особенности "старики", у которых раньше не
было такого прибора, придают большое значение следующему: показания VOR
никогда не искажаются даже при самых сильных бурях. Для нас VOR аэродрома
Комодоро был настоящим маяком, который должен осветить наше положение во
мгле, и мы с огромным нетерпением ожидали его сигналов.
Однако меня одолевали сомнения по поводу угла сноса: ведь величину его
мы не знали. А если нас отнесет за пределы действия этой системы и мы
окажемся вне зоны слышимости... Конус действия системы представлялся мне
теперь таким узким, что я очень боялся проскочить его. И тогда мы совсем не
сможем определиться, уточнить курс... Сотни ужасных предположений возникали
в моем воображении... Тревога росла.
Медленно, ужасающе медленно отсчитывал бортовой хронометр секунды и
минуты. Время шло, но ничто не менялось для нас. Я снова включал маленький
тумблер, управлявший динамиком в кабине. Результат был один - приходилось
отступать, прием был невозможен: снежно-ледяной потоп, сквозь который мы
летели, вносил полную сумятицу в радиосвязь.
Алькоб, как и я, занимался своим делом, не говоря ни слова, не делая ни
единого замечания. Внутреннее напряжение было велико - у меня временами даже
замедлялось дыхание. Наверное, с Алькобом тоже происходило нечто подобное.
Напряжение угнетало меня. Полет в таких условиях вызывал усталость, которую
трудно измерить, оценить или просто описать, непрестанные атаки вновь и
вновь угрожали поколебать психическое равновесие и в конце концов нарушить
его. Мы внутренне противостояли этим атакам, этой скрытой и постоянно
возрастающей опасности и ждали все более мощных ее проявлений.
Время от времени я обобщал развитие событий: более часа летим, не
контролируя снос, скорость и наше положение относительно земли! Мы знали,
что нам придется лететь в таких условиях по крайней мере еще два с половиной
часа, пока мы не достигнем границы бури. Единственный прибор, который у нас
оставался для ориентировки, - это старый добрый магнитный компас, почти
такой же, каким пользовался Христофор Колумб. Подобно утренней звезде, он
просто намечал направление и мы старались следовать ему во имя нашего
спасения.
На борту все было в порядке. В кабине автоматически поддерживалась
ровная температура и только сквозь алюминиевую обшивку фюзеляжа проникал
ледяной холод. Моторы работали равномерно, режим их был отрегулирован на
сравнительно малую мощность, и я поддерживал его, чтобы расходовать меньше
горючего. Стало быть, особого повода для беспокойства не было, по крайней
мере за материальную часть.
Иногда я сидел, сложа руки, лишь контролировал работу второго пилота да
поглядывал на приборы, на поверхность крыльев, особенно на их переднюю
кромку. На поверхности самолета никаких признаков образования льда.