"Светлана Шенбрунн. Пилюли счастья (роман) " - читать интересную книгу автора

легкого белого вина и порцией заливной рыбы в ней вдруг пробуждается интерес
к моей покинутой родине.
- Как - вообще никого-никого?! - ужасается она в десятый раз. - Что вы
говорите!..
Паулина между тем обходит гостей - нечто вроде подписного листа: сбор
пожертвований на преследуемых русских интеллектуалов. Нет, денег она,
разумеется, ни с кого не берет, это лишь подготовительная стадия, эдакий
невинный психологический захват - на званом вечере, да еще в стремлении
поскорее от нее отделаться, человек не удержится и что-нибудь пообещает. А
потом уж неловко отступать - придется раскошелиться на дурацких неуемных
русских.
Не могу сказать, чтобы мы как-то особенно близко сошлись за эти десять
лет, но некое взаимное участие, что ли, заставляет нас общаться. Обычно я
забегаю к ней в библиотеку - заодно можно разжиться какой-нибудь книжкой или
порыться в каталогах новых изданий. Живет Паулина далеко, на противоположном
конце города - между прочим, когда я впервые попала туда, квартира поразила
меня своей величавой добротностью. Я не решилась спросить: это что же,
социальные службы в этой стране предоставляют бедным вдовам с младенцами
такие апартаменты? Не может быть, чтобы скромная библиотекарша могла
позволить себе приобрести или снимать столь роскошное жилье.
Теперь, по вселении Пятиведерникова, я стараюсь бывать у нее пореже, но
мы по-прежнему общаемся в библиотеке. Пятиведерников явился неизбежным
производным от христианского милосердия и трепетной поддержки русских
диссидентов. Рано или поздно в ее жизни должен был возникнуть тот или иной
Пятиведерников - одинокая и к тому же беспредельно наивная женщина обязана
была пасть жертвой своих добродетелей. У меня есть Мартин, наши мальчики,
Денис, Люба, даже
Эндрю, - а у Паулины на всем белом свете нет никого.
Не знаю, обращали ли когда-нибудь критики и ценители великого писателя
внимание на то, что Варвара Алексеевна Доброселова снабжена хоть и
покойными, но все же родителями: бедной матушкой и шлимазлом батюшкой, -
подлой и коварной, но все же родственной Анной
Федоровной. Что же до Макара Алексеевича Девушкина, то тот так и
соткался из тлетворного петербургского воздуха, никогда не имевши не только
плотских родителей, но даже и захудалого какого-нибудь дядюшки.
Пятиведерников сел в семнадцать лет за убийство. Что это было за
убийство, я не знаю и не интересуюсь, но скорее всего, не
старухи-процентщицы. Очутившись же в лагере, он по некоторому наитию или
влечению натуры (но, может, отчасти и по расчету) сошелся не с
братьями-уголовниками, а с диссидентами и полностью включился в их лагерную
борьбу за предоставление свиданий и прочие нарушаемые властями права. В
тридцать два года он кончил срок - без профессии, без высшего и, кажется,
даже без законченного среднего образования, зато с четко сформировавшимся
мировоззрением, которое побудило его не удовольствоваться относительной
свободой "большой зоны", а взыскать полного раскрепощения. Он покинул
пределы СССР по израильской визе и очутился в транзитном пункте под Римом.
Ни одна свободная страна не пожелала видеть понесшего наказание убийцу своим
гражданином. Оставшись без всяких средств к существованию, без опеки
каких-либо благотворительных организаций и без малейшей надежды на перемены
к лучшему, он готов был ехать даже в малопривлекательный