"Люциус Шепард. Закат Луизианы" - читать интересную книгу автора

паранойи, горевший в мозгах Мустейна, и он начал думать о предстоящей ночи.
- Куда мы едем? - спросил он, крепко придерживая руками Тайет за талию,
чтобы она сидела спокойно.
Переключая передачу, Джо Дилл ответил:
- В одно местечко. Вам там понравится.
И Тайет снова рассмеялась.

4
22 июня, 11:07

Музыкальный автомат в глубине зала "Верного шанса" походил на
полуразрушенный неоновый собор в стиле рококо. Мустейн в жизни не видал
ничего более яркого и безвкусного: высотой почти шесть футов, из сверкающей
красной пластмассы, с золотыми резными драконьими ножкам, с мигающими
лампочками, которые разбрызгивали в полумраке тонкие лучики рубинового и
темно-синего света, и изогнутой в виде арки жемчужной неоновой трубкой,
венчающей все это дело. Мустейн представил такой вот автоматический
проигрыватель, величиной с семиэтажный дом, на огромном облаке, с уходящей
вдаль бесконечной вереницей грешников, - Истинный Музыкальный Автомат, по
образу и подобию которого созданы все прочие, наглядно подтверждающий
викторианскую концепцию о Старом Добром Времени, о степенной, праведной
жизни. Из динамиков гремела музыка. Пляшущие люди походили на святых с
сияющими нимбами. Мустейн, уже здорово захмелевший, нашел здесь безопасное
убежище, где можно собраться с мыслями и избежать дальнейших раз- говоров с
Джо Диллом и Тайет - она изводила его насмешками с той самой минуты, как он
не подыграл ей в "корвете", и он потихоньку начинал раздражаться. Эти двое
бросали кости у стойки с владелицей клуба, мисс Сидель, стройной рыжеволосой
женщиной лет сорока, в зеленом коротком платье, а один из барменов,
мертвенно-бледный мужчина с зачесанными от лба черными волосами,
комментировал происходящее.
В длину зал был раза в два больше, чем в ширину. Деревянные полы и
обшитые дубовыми панелями стены, увешанные фотографиями, изображения на
которых скрывались под яркими бликами. Свисающие с потолка лампы,
стилизованные под керосиновые фонари, светили тусклым желтоватым светом.
Справа от автоматического проигрывателя находилась эстрада, совершенно
пустая, если не считать одинокого усилителя и микрофона; на стене за ней
сверкали наклеенные звезды, игральные кости и растянутые в улыбке губы,
вырезанные из серебряной фольги. Слева стоял игровой автомат, вокруг
которого толпились старики, потягивавшие пиво из бутылок и наблюдавшие за
игрой мужчин помоложе. За бильярдным столом слабоумного вида паренек с
острым кадыком и срезанным подбородком вяло гонял взад-вперед шары и
поглядывал на кружащихся над головой мух. С десяток пар - по большей части в
джинсах - притопывали под музыку, а за столиками вокруг танцплощадки парни
орали, гоготали и размахивали руками. Официантки в шортах и тесно облегающих
топах, с серьгами в виде игральных костей, сновали между столиками, хлопая
посетителей по шаловливым рукам и расплескивая пиво. Здесь царила атмосфера
чисто американской тупости, жизнерадостного идиотизма и пролетарского
неистовства - целый зоопарк темных страстей. Но сама стойка бара казалась
частью другого, более спокойного, мира. У одного конца стойки сидели
несколько накрашенных женщин в платьях с низким вырезом, потягивая