"Борис Викторович Шергин. Устюжского мещанина Василия Феоктистова Вопиящина краткое жизнеописание." - читать интересную книгу автора

Борис Викторович Шергин

Устюжского мещанина Василия Феоктистова Вопиящина
краткое жизнеописание.


Любителей простонародного художества нонче у нас довольно. Уповаю, что и
моя практика маляра-живописца послужит к пользе и удовлетворению таковых
любителей.
Окидывая умственным взором ту отдаленную эпоху, читатель видит худощавого
юношу, а еще ранее младенца, который отнюдь не получает хвалы за свое
стремление к искусству, а наоборот - дёру. Рисовать и красить отваживался я
только в воскресные и праздничные дни. Переводил на серую бумагу лубочные
картины или из "Родины" и цветил ягодным соком, свеклой, чернилом и подсинивал
краской для пряжи. Которые картинки выходили побойчее, получал за них от
деревенских копейки по три и по пятаку. Тогда и родители начинали смотреть на
мое художество снисходительно.
Пятнадцати годов фортуна обратила ко мне благосклонные взоры в лице
устюжского мещанина, живописца Ионы Неупокоева, каковой мастер работал по
наружности и по внутренней отделке.
Преодолев диковатую стеснительность, я подскакивал к Ионе со всяким
угождением, и добродушный человек сговорил меня в ученики за пять рублей в
месяц.
С каким душевным удовлетворением гляжу я на жизненное поприще теперешней
молодежи: теперь кто имеет призвание или стремление, ему не так трудно
выказать себя. Нонче всякое рачительное усердие в науке и художестве
неограничительно поощряется государством.
Так ли теперешний студент, принятый в Академию художеств, доволен судьбою,
как радовался Васька Вопиящин, попавши в обучение к маляру Ионе Неупокоеву?
Истинно был Неупокоев: на одном месте не любил сидеть.
С Ионою Неупокоевым обошел я мало не все выдающие пункты Вологоцкой и
Архангельской губерен. Иону ничто не держит: ни дождь, ни снег; Он все идет да
идет. И я за НИМ, как нитка за иглой. Окромя всякого малярного поделйя,
как-то: левкас, окраска, отделка под мрамор и под орех,- с успехом потрафляли
по художественной части. Липовой доски на Севере нету. Под краску утвари
деланы из сосны, ели, ольхи.
Поновляли божество и писали изнова, свободно копируя в новейшем вкусе.
Причем любопытно отметить, что население Северной Двины и Поморья имеет
неопровержимое понятие к древнерусским образцам письма.
Повсеместно принятую новую живопись икон здесь почитают за простые
картины, и местное духовенство нередко потакает таковому пристрастию прихожан.
В японскую войну 1904 года мне довелось пособлять владимирскому иконописцу в
поновлении древнего иконостаса в Заостровье, под городом Архангельском.
Профессура археологов навряд ли так следит за реставрацией, каковым
недреманным оком караулило нашу работу местное население, даже простые бабы,
чтобы мы не превратили навыкновенных им дохматов.
Но возвращаюсь к предыдущему периоду. Перьвой мой учитель Иона
достоконально знал живописную практику и мог говорить об теории. Но благодаря
тому, что Иона любитель был скитаться по проселочным дорогам, а не шаркать по
городовым тротуарам, у него зачастую конкуренты удерьгивали из рук работу или